Надевать розовые очки смысла не вижу. Говорить, что все плохо, тоже

Автор: С. Пронин (интервью)

НАДЕВАТЬ РОЗОВЫЕ ОЧКИ СМЫСЛА НЕ ВИЖУ. ГОВОРИТЬ, ЧТО ВСЕ ПЛОХО, ТОЖЕ

С. Пронин, генеральный директор консалтинговой фирмы «ТАРЕСС»

Ветры перемен, как и любые другие, не бывают для всех попутными, говорили древние. При этом, как отмечают современники, все хотят, чтобы что-нибудь произошло, и все боятся, как бы чего-нибудь не случилось. Как поймать попутный ветер в паруса своего бизнеса? «Держать нос по ветру, — говорит эксперт , генеральный директор консалтинговой компании «ТАРЕСС» Сергей Борисович Пронин. — Вот губернатор Калужской области сократил аппарат чиновников на 38 % и по его словам, это еще не предел». О проблеме лишних людей в масштабах страны, производительности труда и способах выживания малого бизнеса в интервью журналу Управление персоналом.

КРИЗИС — ЭТО ОБНОВЛЕНИЕ

— Анатолия Дмитриевича Артамонова знаю лично, поскольку в определенной степени на общественных началах участвовал в жизни Калужской области в качестве советника заместителя губернатора — руководителя представительства области при Правительстве России. Всегда восхищался его энергичным и очень современным подходом к решению, казалось бы, таких рутинных проблем. Надеюсь, что его пример получит продолжение и в других регионах, поскольку, действительно, одна из больших проблем на пути развития страны — это избыток чиновников, регламентирующих наиболее важные и финансовоемкие отрасли. Заметьте, практически никто не регламентирует переход пешеходов через дорогу, даже сотрудники ГИБДД смотрят на это сквозь пальцы. Так же и здесь. У нас не хватает чиновников для того, чтобы заниматься вопросами важными, но не капиталоемкими, зато с избытком там, где надо что-то «делить». Многие чиновники, видимо, в школе учились плохо и выучили только два вида арифметических действий: отнимать и делить. С учетом того, что чиновников станет меньше, наверное, отнимать они тоже будут меньше, а значит, больше денег пойдет в экономику. Это самое главное. Экономия на зарплатах чиновников, на мой взгляд, вторична. Я не говорю, что все чиновники плохие. Но сложилась целая армия каких-то серых людишек, которые живут за счет занимаемой должности. У нас до сих пор существует негласная установка, что получение должности — как посадка на кормление. Поэтому в первую очередь эффект не в том, чтобы сэкономить какие-то миллионы на их зарплатах. Конечно, и этого нельзя отрицать. Глубинная задача состоит в том, чтобы они в меньшей степени могли оказывать негативное влияние на развитие экономики, формирование новых производственных отношений.

В недавнем интервью я уже говорил, кризис — это по большому счету обновление. Одно из его проявлений — расчистка этой «чиновничьей массы». Не хочется лишний раз критиковать наших больших руководителей, но вы же помните, у нас было несколько реформ административного аппарата. Одна из них шла под лозунгом «Сократим количество ведомств и количество чиновников». Что в результате? С точностью до наоборот. Министерств стало чуть меньше, но к ним прибавилось множество федеральных агентств и прочих структур. Таким образом, если посчитать органы управления и количество чиновников, то последних стало ровно раза в полтора больше. Поневоле вспомнишь Виктора Степановича — хотели как лучше… Поэтому, на мой взгляд, это очень хороший, позитивный и в какой-то степени знаковый шаг.

Думаю, что в большинстве регионов это дело поддержат. Знаю, что Артамонов достаточно хорошо взаимодействует с Администрацией Президента, на хорошем счету и в «Единой России», потому не думаю, что это только собственная инициатива калужского губернатора. Здесь нет ничего плохого. Это говорит о том, что направление движения, которое он обозначил, имеет реальную жизненную перспективу.

А по цифрам, почти 40 %— это реально?

— В результате административной реформы количество чиновников выросло на 50 %, то есть было 100 — стало 150. Если мы от этих 150 отнимем 40 %, то останется 90. Получается именно та цифра, к которой должны были прийти, начиная реформу, — сократить каждого десятого чиновника. Думаю, это будет хороший вариант. Не идеальный, но число реалистичное.

ПОДХОД «ЧЕМ БОЛЬШЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ» НЕ РАБОТАЕТ

Следующий вопрос о госкорпорациях. В последнее время их все чаще критикует наш президент. Как Вы считаете, это больше экономика или политика?

— В этой жизни нельзя отнести явление в чистом виде к той или иной сфере деятельности. Это экономика, политика и даже в какой-то степени социальная среда. Тем более мы знаем, что политика есть концентрированное выражение экономики. На мой взгляд, это и проявление в государстве капиталистических отношений. В России появление госкорпораций стало в какой-то мере возвратом к нашим желаниям, в свое время у страны была болезнь — гигантомания, огромные советские корпорации, тресты, от которых мы ушли, и на определенном этапе они разрушились, раздробились, превратившись в огромное количество мелких структур. Насколько плохо иметь одну большую корпорацию, которой бы все подчинялось, настолько плохо и огромное количество неуправляемых компаний, существующих по каким-то своим законам, особенно в тех отраслях, которые жизненно важны для государства. С точки зрения продавцов семечек, это, может, и не актуально — госкорпорацию никто создавать не будет.

Но замечу, что и эта форма — тоже не последний этап. Представьте себе некий маятник, на определенной амплитуде его движения мы поднялись до самого верха и создали в какой-то отрасли единственное предприятие на весь Советский Союз (например, когда-то был «Союзплодовощторг»). После того как Союз развалился — он превратился в миллион овощных палаток. Мы оказались на другой стороне этого маятника. Сейчас у нас снова пошло движение вверх, но, естественно, не достигло былого уровня — было создано несколько корпораций, но эта точка ближе к доперестроечному периоду. Очевидно, что дальше мы подвинемся снова к дроблению, но не дойдем до уровня, когда у нас, извините, за каждым углом будет по корпорации, которая живет сама по себе, никем не регулируется, не встраивается в какие-то общехозяйственные планы. И так потихоньку мы будем уменьшать эти колебания, пока не выйдем на какой-то оптимум. Сразу перестроиться очень сложно. Любимый вопрос моего преподавателя по политэкономии в академии: «Есть три автомобильных завода. Один выпускает 100 тысяч автомобилей в год, второй 800 тысяч, третий — полтора миллиона. На каком автомобильном заводе будет лучшая рентабельность?» Вот Вы как считаете?

Там, где 100 тысяч.

— 100 тысяч — нет, очень не выгодно. Завод выпускает всего 100 тысяч, но очень большой административный аппарат, издержки и пр.

Тогда 800 тысяч.

— Да? А может, полтора миллиона?

Нет, 800.

— Некоторые скажут: чем больше предприятие, тем меньше накладные расходы. Грубо говоря, одно производство, одна бухгалтерия на 100 тысяч автомобилей и на полтора миллиона, получается, что полтора миллиона выгоднее. Но дело в том, что в каждой отрасли есть свои оптимумы формы, и для предприятия автомобилестроительной промышленности это и есть 800 тысяч. По крайней мере, было на тот момент. Поэтому подход «чем больше, тем лучше» не работает. Наверное, госкорпорации как формат возможны в определенных отраслях, связанных с наукоемким производством. Но в любом случае это не должна быть одна структура. В противном случае — это монополизм. Когда мы найдем разумные сочетания монополизма и конкуренции, а значит, эффективности производства, высокой рентабельности и в то же время управляемости для каждой отрасли, тогда сможем достичь максимальной экономической эффективности.

Я знаю, что в процессе создания госкорпораций, а в некоторые из них вошли десятки, а то и сотни предприятий, сам процесс ознакомления и сведения всех структур воедино занял несколько лет. Представьте, сколько времени займет их выведение из этого формата. Конечно, к экспериментам нам не привыкать еще с советских времен. Но очень хотелось бы, чтобы они как-то потихоньку завершались. В целом, думаю, что если госкорпорации и разукрупнят, то вряд ли до атомов и молекул. Постепенно мы придем к оптимуму.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Несмотря на уверения некоторых оптимистичных аналитиков, кризис продолжается, а предприятия малого и среднего бизнеса, которые не могут получить кредиты, по всей видимости, будут близки к разорению. Как Вы считаете, хорошо это или плохо?

— Опустились мы на дно кризиса или нет; если на дне, то когда начнем выползать и как быстро… — масса вопросов, обсуждаемых аналитиками и экспертами на все лады. Приведу пример из жизни. Год назад я прокатился по Золотому кольцу. Приезжаем во Владимир, вроде и городишко провинциальный, а вечером в ресторан попасть трудно. Даже в заведение не самого высшего уровня. Выходишь вечером из ресторана — на улице народ гуляет, жизнь бьет ключом. И в этом году в то же время приезжаю в Ярославль. Пятница, вечер, рестораны полупустые, за столиками сидят единицы. Выходишь на центральный проспект — праздно гуляющих практически нет. Понятно, что жизнь меняется не в самую лучшую сторону. Но речи, звучащие посредством массмедиа, для меня смешны. Предположим, я собираюсь поехать отдохнуть в замечательную Сардинию.

Смотрю на предложения в Интернете и вижу по 5-7 отелям весьма заманчивые. Когда такое было? Не самый плохой сезон, начало сентября, приятная погода — и кругом спецпредложения. Это о чем-то говорит? Когда мы проанализируем подобные наблюдения, то поймем, что кризис не закончился. Экономика вообще не терпит резких движений. Даже если завтра сказать, что кризис закончился, она не прореагирует никаким образом. Нужно время. Новые идеи, технологии — да. Но нужны еще и процессы в экономике. Есть производство с коротким циклом, есть с длинным. Даже тривиальное сельское хозяйство: сначала надо посадить, потом обработать, собрать, то есть как минимум полгода для окупаемости. Для того чтобы посадить, нужно выделить деньги на бензин, семена, кредитоваться под достаточно большой процент. Все это долгий процесс. И в один день он не решается. Выход из кризиса также будет проходить долго. Если кто-то Маркса изучал, у него приведена замечательная схема: кризис — как резкий спад, потом оживление, оздоровление. Когда заболевает человек, он сначала испытывает недомогание, потом поднимается температура и все — слег. На восстановление потребуется не одна неделя. Так же и экономика будет плавно выходить из кризиса. И мы с вами, поверьте, сможем увидеть реперные точки этого процесса. Как заполнятся рестораны, как выстроятся очереди за автомобилями. Пока даже замечательные предложения государства не позволяют вернуться на уровень докризисных продаж.

Американцы говорят: у нас улучшились продажи автомобилей, потому что существует специальная программа. Но это не показатель — программа закончится, и мы посмотрим, как будут покупаться машины. Если больше, чем в прошлом году, или хотя бы на том уровне, тогда да, действительно вышли из кризиса. По крайней мере, дошли до докризисного уровня. А программы — это имитация выхода. Так и здесь. Говорить о том, что кризис позади, рано. Больше того, когда мы начнем выходить, вам не нужно будет читать аналитиков, выглянете в окно и увидите, что началась другая жизнь. Люди будут смотреть веселее, спешить на работу, преступность уменьшится. Расцветут не коллекторские агентства, а торговые представительства и пр.

Я, конечно, понимаю, не совсем корректно говорить, что у нас кризис и все плохо. Но ведь это объективное явление. Каждое общество периодически переживает кризисы, и кризисы перепроизводства в том числе. Что в этом страшного? Человек рождается, растет, умирает, появляется новая жизнь. Будет кризис, он завершится, потом начнется оживление, подъем и снова… кризис. Экономика развивается по спирали, каждый раз находя новый способ выхода из кризиса. И ничего страшного в этом нет. Надевать розовые очки смысла не вижу. Говорить, что все плохо, тоже. Вы ведете интервью, я отвечаю на ваши вопросы, кто-то прочтет материал, значит, в этой жизни еще не все потеряно — у кого-то есть желание открыть журнал, прочитать, что-то изменить в жизни. Кризис нас не победил, да? И не победит.

ЕСЛИ МЫ ГОВОРИМ, ЧТО РАЗОРЯЮТСЯ МЕЛКИЕ ПРЕДПРИЯТИЯ, ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО У НАС КРИЗИС

Уход со сцены игроков малого и среднего бизнеса — это хорошо или плохо?

— Что такое уход со сцены? Когда-то, в годы моей учебы, мне запомнилась цифра, что в Японии каждый год разорялось 10 тысяч предприятий и примерно 11 тысяч создавалось новых. В то время в Союзе эта информация стала для меня откровением — у нас и 10 тысяч не насчитывалось, все были достаточно крупные, а там 10 тысяч в год разорилось, потом столько же создалось — фантастика. И сейчас мы видим, что разорится 100 тысяч, а 110 создастся. И это нормально. Вот если разорилось 100 тысяч, а создалось 50, это не нормально. Знаете, мелкие предприятия, равно как и крупные, периодически будут разоряться, кто-то укрупнится и выйдет на новую орбиту. Это нормальная экономическая жизнь. Если мы говорим, что разоряются мелкие предприятия, это не значит, что у нас кризис. А если мы говорим, что они разоряются, а вместо них ничего не создается и некому заниматься этими вопросами, тогда это кризис. Но, опять же, не оттого, что предприятия не создаются, а потому, что нет финансово обеспеченного вида деятельности. Это показатель кризиса. А то, что они периодически заменяются; сегодня вы бизнесмен, потом разоритесь, и чей-то сын вам на смену придет, что-то создаст. Это нормальный процесс. Очень редко бизнесмену удается просуществовать в категории мелкого бизнеса в течение 20-30 лет. За это время он или должен стать крупным, или разориться (кроме каких-то специфических видов деятельности). Природа не терпит постоянства, человек развивается или деградирует.

На каком-то определенном уровне он застыть не может. Если ты постоянно подпитываешься, значит, ты развиваешься. Если перестал подпитываться — покатился вниз. Так и здесь. Предприятие или растет, или сходит на нет. Третье маловероятно. Надо на эти вещи смотреть с чисто философских позиций. Люди, предприятия, целые цивилизации, империи приходят и уходят. Это объективно.

ОЛИМПИАДА ПРОЙДЕТ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

Почему-то давно ничего не слышно о строительстве в Сочи. Есть ли у Вас какая-то информация?

— Вряд ли у меня информации больше, чем у вас. Любое действо или событие имеет две крайних точки. Начало и конец. В данном случае начало — это эйфория, Олимпиада, огромный бюджет… Конец — когда появятся объекты. Все остальное — нормальная, рутинная работа. Она рассчитана на 6-7 лет. И это не праздник каждый день, а обычная повседневная деятельность. Насколько я знаю, все идет по плану, объемы финансирования государства сохраняются, инвесторы, возможно, стали немного скромнее, чем на первом этапе. Через год-другой все нагоним. Главное — сохраняется государственный костяк. Он уже обрастает предпринимательством. Если есть инфраструктура, решены главные задачи развития территории, то бизнес туда придет. К примеру, вот выделены места под создание игорных зон.

Пока там нет коммуникаций, инфраструктурных объектов, которые должно построить государство, бизнес туда не идет. Как только все это появится, побегут, потом в очередь будут выстраиваться. Я за Сочи, честно говоря, не беспокоюсь. В наших традициях не ударить в грязь лицом. Уверен, Олимпиада пройдет на высшем уровне.

ДЕНЬГИ — ХОРОШО, ВЫГОДА — ВАЖНО, НО ЕСТЬ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НЕ ПРОДАЮТСЯ

Сергей Брин, один из основателей Google, после того как не смог купить очередной актив в России, назвал нашу страну «Нигерией в снегах». Сделку сорвало наше антимонопольное агентство. Зачем чиновники губят бизнес?

— Думаю, что здесь все с точностью наоборот. Если всякие папуасы от Интернета могли бы покупать все, что захотели в России, мы и были бы на уровне Нигерии в снегах. А поскольку у нас есть собственное понимание, что мы продаем, это не так. Это как раз и говорит о том, что мы не африканская страна, а нормальное государство, которое хочет и может отстаивать интересы своих граждан. И когда наша страна несмотря на всякое экономическое давление проводит какую-то четко заданную политику, выдерживает свою позицию, продиктованную государственными интересами, у меня это вызывает только чувство внутренней гордости.

Помню, как в начале 90-х годов за жвачку можно было все что угодно продать. Тогда бытовал анекдот, что по Западной группе войск бегают офицеры и ищут, куда бы за конвертируемые дойчмарки продать военную тайну. Это, конечно, юмор. Но в тот момент наш народ потерял ориентир — все что угодно можно продать и купить. Не было никаких интересов, кроме денег. Это был период маятника — из одной стороны мы шарахнулись в другую. Слава богу, постепенно выходим на некоторую оптимальную линию, понимаем, что деньги — хорошо, выгода — важно, но есть вещи, которые не продаются. И эти вещи — наше будущее поколение. И их интересы не должны размениваться в угоду каким-то отдельным, даже очень предприимчивым личностям, потому что их позиция с интересами нашей страны на 100 % не совпадает. Этим рисковать нельзя. Поэтому, если им хочется что-то купить — в Нигерию, пожалуйста.

Молодые люди, которые в 30 лет занимают достаточно высокие должности, росли в 90-е. Почему же сохраняется вся та система коррупции, которая процветала еще до перестройки, даже до революции, почему ничего не меняется в этом плане?

— Я бы сказал, что она меняется и очень сильно. Мой опыт работы в налоговых органах дает мне право говорить о том, что между нашими сотрудниками не было каких-то финансовых отношений. Попросить быть снисходительнее, конечно, в рамках закона, к кому-то из друзей — возможно. Ты можешь пойти, попытаться понять этого человека, не нарушая закон, разумеется, но максимально доброжелательно отнестись. А сейчас все пересчитывается на деньги. И, к сожалению, те, о ком вы упомянули, — молодые коррупционеры — это звено постперестроечное, девяностых годов. Все-таки для нас понятия «честь», «дружба», когда мы по 5-10 лет служили в отдаленных гарнизонах, — не пустой звук. Сейчас люди, закончившие пару коммерческих вузов, приходят на должность с единственной целью — вернуть затраты. Возвращаясь к теории маятника, отношу это к очередному заносу в другую сторону. Если для людей, которые выросли в 70-80 годы, не скажу, что для всех, но большинства, вся коррупция заключалась в небольшом презенте, накрытом столе, просто были человеческие отношения — друзья, знакомые...

То с девяностых годов во главу угла поставили только деньги. Сейчас продается все. Даже те же самые браки. В мои годы мезальянс был большой редкостью. Недавний пример. Секретарша собралась замуж за респектабельного пожилого человека, по ее признанию, не от больших чувств. По ее словам, он в успешной фирме на хорошем счету. То есть этот человек способен обеспечить ей какие-то финансовые перспективы. Поженились, все атрибуты красивой жизни… Через полгода они расстались. И этот случай, к сожалению, не исключение. Все оперируют не категориями «люблю», «не люблю», а «удобно», «выгодно», «обеспеченно», «надежно». Люди начинают продавать свою жизнь, молодость за какие-то блага. Все превратилось в рынок. Но сегодня ты обеспечен, а завтра может получиться, что и наоборот. И элементы коррупции стали другие. Она приобрела финансовую составляющую. Нули растут с каждым днем, и в какой-то степени она дошла уже до своего апогея — добром это не кончится. Я не сторонник закручивания гаек, но этот беспредел рано или поздно прорвется. Кстати, это то, о чем мы с вами говорили вначале — 40 % чиновников можно уволить безболезненно, а остальных реально поставить под жесткий контроль.По крайней мере президент уже четко обозначил свою позицию. И в первую очередь — контроль за расходами. К этому надо относиться предметно и жестко. Не формальные отписки по небольшим доходам и проживание в загородном замке с парком дорогих автомобилей. Возникает вопрос: если мало получают, почему так живут? Почти как при коммунизме. Контроль должен быть настоящий, жесткий и с выводами. Не просто попался — и пожурили, а попался — и уголовное дело. Я всегда удивлялся, почему гаишники берут деньги у первого встречного. Одним колесом заехали на сплошную линию — и все, иди сюда сразу дают понять,что за 100 рублей этого не заметят. У совершенно случайных людей вымогают деньги. Как не боятся? А деньги настолько маленькие, что за это вымогателям ничего не будет. Уголовной статьи нет — слишком мала сумма. Их даже с должности не снимут. Если систематически вымогать какие-то большие деньги, тогда могут, конечно, и снять.

На мой взгляд, в любом вымогательстве дело не в сумме, а в самом принципе. Вымогал? Извините, тогда уже надо применять серьезные меры. Я не в том плане, что всех нужно сажать в тюрьму, но штраф хороший и запрет занимать должности, связанные с государственной властью на долгие годы, если не навсегда. Вы прекрасно понимаете, что если человека поймали и наказали, то через какое-то время он лучше не станет. А вот хитрее, пожалуй. Чиновники должны служить государству.

Меня спрашивали: «Сергей Борисович, вы взятки берете?» — «Нет». — «А почему?» — «Пришел служить государству». Служба мне приносит определенные блага — звания, ордена, квартиру бесплатно, меня возят на машине, еще что-то. Если хочу заработать — иду в бизнес. Заработал, хочу снова послужить родине — снова работаю за зарплату, получаю моральное удовлетворение, что министр мне руку пожмет или вице-премьер со мной фотографируется. Не за деньги, а потому что я такой хороший человек.

Надоело, устал от званий, получил своего генерала — иди в свободное плавание. Надо быть честным. Когда мой сын устраивался в государственную структуру, я ему говорил: «Поработай, наберись опыта, а потом взвешивай, куда пойдешь, может, и в бизнес. Я тебе помогу, но пройди какую-то школу, получи жизненный опыт.

Пусть не будет большой зарплата, но ты будешь учиться, нарабатывать навыки, общаться с широким кругом людей, это тоже чего-то стоит». Другое дело, что можно чиновникам поднять зарплату и выбирать не из молодых, которые приходят за жизненным опытом, а тех, кто уже имеет какой-то опыт и знания. Но опять нужно не только платить хорошую зарплату, но жестко контролировать расходы, служебную деятельность. А то возникает такое ощущение, что возвращаемся к советским временам. У кого была самая маленькая зарплата? Правильно, у уборщицы. За ней шли продавцы. А зачем им больше? Они свое доберут на обсчете, обвесе, торговле из-под полы. Так и здесь. Мы берем людей в правоохранительные, фискальные органы, доверяем им распоряжаться судьбами людей и платим зарплату 20 тысяч рублей. Они же с голоду не умрут. Но таким образом на государственном уровне сами порождаем коррупцию. Дайте ему не 20, а 120 тысяч рублей и скажите: «Парень, ты должен иметь такие-то знания, навыки, каждые полгода будем гонять тебя по физо, проверять твой интеллект, будешь под контролем. Согласен? Иди и работай».

Проблема наших чиновников в том, что их много, и в том, что они много на себя тратят. А это лишь верхушка айсберга. Я бы им платил в три раза больше, лишь бы они не делали ничего плохого. Серьезно. Для того чтобы, скажем, 50 тысяч добрать к своей зарплате, чиновник должен кому-то на полмиллиона что-то простить. И тогда государственный ущерб уже измеряется другими цифрами. Не проще ли заплатить эти 50 тысяч и взять чиновника под жесткий контроль?

ХОРОШИЙ ПОМОЩНИК ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ПЛОХОГО РУКОВОДИТЕЛЯ

Каким Вы видите идеального помощника руководителя? Какими качествами он должен обладать?

— Это сложно... На самом деле хочется, чтобы помощник мог предугадывать твои желания. Безусловно, он должен знать свое дело, понимать своего непосредственного начальника с полуслова. Например, вы просите: «Найдите мне такие-то данные…» Нормальный помощник пойдет, посмотрит, скажет: «Таких нет». А идеальный подумает, как найти, скажет: «Там, где Вы сказали, нет, но я посмотрел еще там-то и все сделал». Человек, который без слов, где-то предвосхищая указания, мог бы все сделать, отработать и закрыть какую-то зону — на вес золота. Здесь возникает стопроцентное спокойствие, гарантия, надежность. Поскольку сегмент ответственности помощника меньше, чем руководителя, в идеале — на этом участке он должен все делать чуть-чуть лучше, чем руководитель, более аккуратно, обстоятельно, добросовестно.

Руководитель зачастую отрывается от земли, а сверху все нюансы видны хуже. Помощник ближе к земле. Поскольку сфера ответственности поменьше, он должен все проработать более детально и качественно. Если такое получается — здорово. Но, к сожалению, это встречается крайне редко. Человек, который становится помощником такого уровня, в первую очередь будет стремиться сам стать руководителем. Но ему не хватит лидерских качеств. Многие этого не понимают. А когда понимают и совершенствуются лишь на том уровне, который им дала природа, получается замечательно. Просто есть люди, которые хорошо водят самолеты, а есть те, кто хорошо пишет бумаги. Все должны быть на своем месте. Поэтому идеальный помощник — это человек, который нашел себя и понял, что это его дело. Есть секретари, которые с 20 и до 60 лет работают в этой должности. На мой взгляд, хороший помощник гораздо лучше плохого руководителя. Независимо от должности, если человек делу соответствует, значит, он на своем месте.