Архивная служба России в оценке американских историков

Плешкевич Е. А., д-р пед. наук, гл. н. с. ГПНТБ СО РАН (Новосибирск)

• Интерес американских историков к советским архивам

• Сравнительный анализ архивного дела двух стран

В этом году государственная архивная служба России отметила столетний юбилей. Это знаменательное событие широко освещается в профессиональной печати. Традиционно большинство авторов, пишущих на данную тему, ― это российские историки–архивисты, которые сформировались в рамках отечественной архивной науки и соответственно смотрят на развитие архивного дела с позиций его истории. Совпадают ли их оценки с теми, которые выказали архивисты из других стран, оценивающие развитие российского архивного дела с позиций собственной истории архивного дела? В целях поиска ответа на этот вопрос мы хотели бы посмотреть на отражение развития отечественного архивного дела в американской историографии. Данная тема достаточно обширна и многогранна, поэтому в рамках данной статьи мы остановимся на обзоре отдельных публикаций из журнала «Американский архивист» [American Archivist].

Вначале несколько слов о журнале. Он издается с 1938 года Обществом американских архивистов [Society of American Archivists]. Журнал носит комплексный научно-практический характер и включает публикации по проблемам архивного дела США и Северной Америки, а также по истории архивного дела других стран.

Итак, первая статья, посвященная архивному управлению в СССР, была опубликована в 1957 г. 1 Она принадлежала перу известного немецкого и американского историка Фрица Эпштейна [Fritz T. Epstein]. В предисловии он отмечает, что никогда не был в СССР, что основу его доклада составили материалы из библиотеки Конгресса США, и что он является историком, а не специалистом в области архивного дела и делопроизводства.

Свой анализ он начинает с обзора переписки известного американского историка Джона Франклина Джеймсона [John Franklin Jameson], основателя американской ассоциации историков, с известным российским историком и архивным деятелем А. С. Лаппо-Данилевским за 1916 г. Из материалов переписки следует, что Лаппо-Данилевский просил совета по реформе российских архивов. В ответ на просьбу российского историка Джеймсон ответил, что правительство США практически ничего не сделало для концентрации своих архивов, что архивное дело находится на самой низкой стадии развития, и что правительственные документы, почти во всех случаях, все еще остаются в департаментах и даже в бюро, в которых они возникли. Таким образом, американская литература по этому вопросу ограничивается агитацией за улучшение и из нее нельзя узнать о каких-либо достижениях. Исходя из этого, Джеймсон рекомендует Лаппо-Данилевскому воспользоваться европейским опытом архивного строительства.

Следуя тезису Э. Познера о влиянии Французской революции, Эпштейн предложил рассматривать реформу русских архивов после Октябрьской революции «как поздний шаг в череде великих реформ, начавшихся в 1861 году с освобождения крестьян и находившихся под сильным влиянием немецких, французских и английских идей и опыта». Французские законы 1794 и 1796 годов, по его мнению, оказали непосредственное влияние на разработку законодательства о ранних советских архивах в 1918 и 1919 годах. Далее автор делает краткий экскурс в начальную историю российского архивного дела и описывает состояние советской архивной системы на начало 1950-х гг. Основной акцент в статье делается на критике советской архивной системы в стиле маккартизма 2 и ее противопоставлении американской архивной системе. Основной интерес Ленина и других большевистских лидеров к архивам, отмечает Эпштейн, был, безусловно, политическим и пропагандистским, а не историческим, и окутанные марксистской идеологией советские историки и архивисты могут считать своих американских коллег лишь представителями буржуазно-капиталистической системы.

Очевидно, что данная статья не отражала интересы американских архивистов и после отказа от маккратизма ситуация начинает меняться в лучшую сторону. Вначале 1960-х гг. журнал «Американский архивист» публикует статью начальника ГАУ СССР Г. А. Белова 3, в которой раскрывается потенциал архивов СССР и декларируется открытость архивов для исследователей. Помимо этого архивное дело в СССР становится предметом самостоятельного исследования американских архивистов. К ней обратилась историк и архивист Патриция Кеннеди Гримстед [Patricia Kennedy Grimsted]. В отличие от Эпштейна она несколько раз приезжала в СССР, сотрудничала с ГАУ СССР и архивом Академии наук СССР. Ее первая, так сказать, вводная статья была опубликована в журнале «Американский архивист» в 1971 году 4 в преддверии VII Международного архивного конгресса, проводимого в Москве в 1972 году. Автор начинает с того, что объясняет свой интерес к советским архивам стремлением помочь иностранным исследователям ориентироваться в советской архивной системе. Однако в дальнейшем она выходит за рамки решения этой практической задачи и углубляется в изучение советского архивного дела.

Оценивая достижения советской архивной системы, которые особенно рельефно проявились к 1960–70-м гг., и сравнивая их с положением архивного дела в США, она формулирует свое принципиальное отношение к советской архивной системе. Октябрьская революция, отмечает она, оказала такое же монументальное влияние на сферу архивного управления, как и в большинстве других аспектов общества и культуры, поскольку принесла в Россию в высокой степени централизованную архивную систему и наиболее высокие [the most highly] государственные принципы управления, сохранения и использования документальных записей, которые когда-либо видел мир 5.

Выделяя ключевые и отличительные черты, присущие советскому архивному делу, она отмечает, что, во-первых, наиболее значительным советским новшеством в архивной сфере было присвоение государством всех рукописей и архивных записей, независимо от их институционального или личного происхождения, и создание Единого государственного архивного фонда (ЕГАФ). Во-вторых, это создание относительно независимого органа управления архивным делом ― Центрахива, на смену которого пришел ГАУ СССР. В-третьих, создание научно-исследовательского института в области архивного дела и документоведения (ВНИИДАД).

Анализируя проблему открытости архивов для исследователей, она отмечает, что имеются некоторые архивы (партийные архивы и архивы послереволюционного МИДа), которые практически закрыты для иностранцев из некоммунистических стран, и что в других хранилищах имеется много закрытых архивов (архивных фондов ― прим. Е. П.). Однако основная сложность, по ее мнению, заключается в том, что приезд в Советский Союз для иностранцев затруднен. Таким образом, проблема доступа к архивам была отчасти связана с закрытостью советского государства.

После проведения конгресса в Москве интерес к советской архивной системе существенно возрос. В 1973 году выходит вторая статья Патриции Гримстед, посвященная региональным архивам СССР 6. Автор начинает с констатации того, что американским архивистам следует признать свое отставание от СССР в плане организации региональных архивов и стандартизации методов архивной работы в них и что практические достижения советских архивистов заслуживают внимание их американских коллег. Во всех частях Советского Союза с беспрецедентной активностью осуществлялись, отмечает она, сбор, институционализация, организация, описание и, где это необходимо, восстановление местных архивов, большинство из которых ранее были заброшены. Отдельно ею выделены достижения, связанные с развитием литературных и культурных традиций в национальных республиках. Она отмечает уникальность создания не только центрального, но и республиканских архивов литературы и искусств, а также специализированных фондов, литературно-мемориальных музеев, обеспечивающих тщательный сбор и хранение литературных трудов и рукописных источников. Следует напомнить, что личные архивные документы, а также литературные материалы в США хранятся преимущественно в библиотеках. Особенно впечатляют, пишет она, масштабы и тщательность латвийского фольклорного архива в Риге при Академии наук; фольклорной коллекции в литературном музее им. Ф. Р. Крейцвальда в Тарту (ныне Эстонский литературный музей), которая считается одной из крупнейших в мире. Таким образом, особо выделена роль архивного дела в сохранении национальной культуры народов СССР.

Еще один аспект, на который было обращено внимание, касается унификации и стандартизации архивных процессов и технологий. Обобщенные стандарты, отмечает она, охватывают все: от чертежей архивных зданий или помещений до требований к освещению и контролю влажности, методов микрофильмирования и сохранения, инструкций для справочных служб и издательских проектов. Система организации и описания, применявшаяся во всех советских архивах, по мнению Гримстед, является особенно подходящей в качестве общенационального стандарта в стране, где в прошлом существовало большое разнообразие административных структур. Данная система, продолжает она, обеспечивает общие руководящие принципы и стандартизированные формы, но в то же время достаточно адаптирована для размещения документов и других материалов в разных форматах и на разных языках.

Вместе с тем ее нельзя назвать апологетом советского архивного дела. Она остро чувствует основные недостатки и проблемы, сдерживающие развитие архивного дела в СССР. Одну из таких проблем автор видит в перманентной реорганизации архивов страны, как в ходе административно-территориальной реформы, так и в системе описания архивов, что вызывает много путаницы, как у сотрудников, так и исследователей. Сравнивая архивное дело двух стран, она отмечает большую открытость американских архивов и критикует принятую в нашей стране политику доступа в архивы. Ее критику также вызывает обособление партийных архивов и ограниченный доступ исследователей в них, гипертрофированная роль архивов в политической жизни страны. В заключении она еще раз подчеркивает, что американским архивистам есть чему поучиться «у советов по управлению архивами», и что принятые в СССР стандарты способствовали сохранению местных архивов и рукописных материалов.

Пытаясь глубже разобраться в природе советской архивной системы, она обращается к истории разработки и принятия Декрета об архивном деле 1918 г. 7 Анализируя историографию этого вопроса, она отмечает некоторую мифологизацию роли Ленина в подготовке этого декрета, а также стремление ряда исследователей придать ленинским высказываниям статус идеологического императива. Вместе с тем она признает тот факт, что архивный указ 1918 года обеспечивает одновременно и теоретическую основу, и обоснование практических действий в архивной сфере. Действительно, отмечает она, принятие Декрета, стало первым шагом в революционном архивном процессе, который трансформировал документальное наследие не только в самой Советской России и республиках Советского Союза, но и в странах всего Восточноевропейского коммунистического блока, а также Китая. Данный Декрет был принят на 15 лет раньше, чем менее обширный Закон о национальных архивах США.

Анализируя историю разработки декрета, она указывает, что альтернативой ленинской политике национализации и сохранению национального архивного наследия выступали «революционные» рекомендации анархиста Бакунина уничтожить архивы старого режима, высказанные им несколько десятилетий до этого. 8 История, отмечает она, изобилует примерами случаев, когда разрушение, а не сохранение и государственный контроль осуществлялись по соображениям политической целесообразности. Напомним читателям, что во Франции в 1792 и 1793 г. по распоряжению революционного правительства было уничтожено огромное количество документов, в первую очередь родословных дворянских семей и феодальных титулов 9.

Ссылаясь на историка А.Е. Преснякова 10, она отмечает, что идеи Бакунина преобладали среди многих революционных деятелей того времени. Более того, стремление уничтожить архивы «старого режима» продуцировалось опасением того, что они могли служить документальной основой реставрации. Таким образом, она показывает неоднозначность судьбы дореволюционных архивов в революционной России и отмечает необходимость дальнейшего исследования оснований ленинской политики по сохранению архивного наследия. Вместе с тем она отмечает наличие «интеллектуальных» предпосылок архивной реформы 1917 г., первые из которых проявились чуть ли не в петровские времена, когда впервые была выдвинута идея создания национального архива. В заключении она отмечает, что какими бы ни были дореволюционные или западные влияния, движение к архивной национализации, централизации и политическому и идеологическому контролю в Советском Союзе пошло гораздо дальше, чем когда-либо в дореволюционной России, во Франции или в других странах. При этом подчеркивает, что советские историки, с их похвальной данью декрету 1918 года, часто не в состоянии выделить элементы преемственности между архивными системами имперской России и Советского Союза 11. Если бы не эта преемственность, продолжает она, мы не наслаждались бы разнообразием и масштабами сохранившихся дореволюционных исторических записей.

Начало перестройки в СССР и реформы архивного дела сместили вектор интересов Гримстед и других американских архивистов. В новой политической ситуации они выступили на стороне архивных реформаторов Ю. Н. Афанасьева, Б. С. Илизарова и ряда их коллег, акцентируя внимание на недостатках советского архивного дела и в первую очередь на политизации архивов, не всегда оправданное с точки зрения государственных интересов засекречивание и существенные ограничения доступа к целому ряду фондов.12 Однако если посмотреть на ситуацию с доступом к архивным материалам в других странах, то окажется, что эта проблема в той или иной степени имеется везде. В качестве иллюстрации сошлемся на тот факт, что некоторые материалы Министерства иностранных дел Великобритании, относящиеся к американской войне за независимость (1775-1783), до сих пор закрыты. 13

Таким образом, можно констатировать, что советское государство сто лет назад создало одну из самых развитых и эффективных государственных архивных служб в мире и исследования наших американских коллег подтверждают это.