Иностранный для взрослых: Как выучить язык в любом возрасте

Автор: Роджер Крез, Ричард Робертс

6. Процесс познания сверху вниз

Мы слышим не только ушами, но и глазами

При разработке стратегий по эффективному изучению иностранного языка важно помнить, что, согласно исследованиям, некоторые из наших интуитивных представлений о том, как мы слушаем и говорим, неверны. Например, когда мы слушаем кого-то, нам кажется, что мы делаем это исключительно ушами, а глаза практически не играют роли в процессе понимания. Конечно, люди со сниженным слухом порой добиваются впечатляющих результатов, читая по губам, однако большинство считает, что этот навык не имеет отношения к тому, как понимают речь люди без нарушений слуха. Но на самом деле мы все в некоторой степени читаем по губам. Не верите? Приведем примеры.

Наглядно продемонстрировать, что мы слушаем не только ушами, но и глазами, можно с помощью эффекта Мак-Гурка, названного (естественно) в честь Гарри Мак-Гурка. Он опубликовал работу, посвященную этому феномену, вместе с Джоном Макдональдом (как и многие другие важные открытия, это было сделано случайно)1. Мы опишем его, но также предлагаем вам посмотреть в Интернете какой-нибудь из многочисленных видеороликов, демонстрирующих этот эффект. Вы можете сначала испробовать его на себе или сначала прочитать о нем, а потом посмотреть демонстрацию. Невероятно, но при этом эффекте восприятия (даже зная, что происходит) вы все равно поддаетесь мощной иллюзии. Роджер показывает этот видеоролик на занятиях по восприятию уже несколько лет и не перестает удивляться, что эффект каждый раз одинаков. В Интернете можно найти несколько примеров, но мы опишем тот, в котором принимает участие длинноволосый мужчина с бородой в прямоугольных очках. Вы поймете, о ком речь, когда его увидите.

В самом ролике нет ничего особо интересного. Вы видите лицо человека, снятое крупным планом, который шесть раз повторяет один и тот же слог. Пауза, затем видео начинается с начала. Если вы будете смотреть на рот мужчины, то услышите, как он говорит: «Да да, да да, да да». Внимательно посмотрите видеоролик, чтобы убедиться, что он произносит именно эти звуки. Теперь закройте глаза и продолжайте слушать. Теперь вы услышите кое-что другое: похоже, что мужчина начал говорить «ба ба, ба ба, ба ба». Как такое может быть? Ведь это тот же самый видеоролик! Если вы будете открывать и закрывать глаза, то услышите, как меняются звуки в зависимости от того, смотрите вы и слушаете или просто слушаете.

Возможно, вы начали подозревать, что между движением губ говорящего и звучащим голосом есть несоответствие. На самом деле голос произносит «ба ба», но мы видим движение губ для «га га». Это несоответствие невозможно заметить, когда глаза закрыты, поэтому вы слышите звуки правильно. Но когда вы и слушаете, и смотрите, система восприятия информации выявляет несоответствие и пытается сгладить разницу между видимым и слышимым. Мозг говорит вам, что вы слышите «да да», потому что это лучшее перцептивное решение для не соответствующих друг другу сигналов.

Показывая, как можно обмануть зрение и слух, эффект Мак-Гурка иллюстрирует нормальную совместную работу глаз и ушей для создания более полной перцептивной картины, даже когда мы думаем, что просто слушаем или смотрим. Поскольку взрослым полезно получать максимально возможное количество лингвистической информации, важно сочетать прослушивание и просмотр учебных материалов. Только аудио-материалы обеспечивают менее насыщенное и, следовательно, более сложное обучение. Например, когда мы говорим по телефону, значительная часть акустической энергии, которая помогает отличать один звук от другого, просто теряется, в основном из-за ограничений полосы пропускания канала связи. Первые инженеры-телефонисты с облегчением обнаружили, что речевой сигнал хоть и менялся, но все же оставался различимым. Аналогично вы импортируете дорожку с компакт-диска и создаете файл MP3 меньшего размера. Бoльшую часть информации, закодированной на диске, можно выбросить и все же получить копию, которая звучит как ваша любимая песня. Дело в том, что дорожка диска содержит очень высокие и низкие частоты, которые большинство людей все равно не слышат.

Какую цену мы платим за подобное сжатие? Чаще всего небольшую. Конечно, голос вашей дочери кажется немного металлическим, когда вы слышите его в динамике мобильного телефона, и все-таки вы понимаете ее практически без проблем. Но, может быть, вы вспомните другие случаи, когда проблемы были. Если вам приходилось называть что-либо по буквам во время телефонного разговора, возможно, человек на другом конце не вполне понимал ваши слова. Всему виной высокочастотная информация, которую выбрасывает телефонная компания. / f / и / s / редко путают при личной беседе, потому что вы слышите высокочастотные звуки, помогающие их отличать. Но, как мы говорили, в процессе передачи их безжалостно вырезают, и ужасные микрофоны и динамики, установленные во многих сотовых телефонах, тоже не улучшают качество звука.

Поэтому если вы рассказываете по телефону, что вашего сына, поступающего в колледж, приняли в FSU* (вперед, семинолы!**), ваш собеседник может не понять, о чем речь, пока вы не скажете что-нибудь вроде «Ну, “F” как в “Frank” и “S” как в “Sam”«. Поэтому летчики и военные пользуются фонетическим алфавитом (Alpha, Bravo, Charlie, Delta и т. д.).

Конечно, большинство из нас не сажает самолет на взлетную полосу и не отдает приказы в грохоте боя, но принцип тот же. Вероятно, вы не слишком задумывались об этом, потому что, когда вы говорите по телефону на родном языке и испытываете трудности, имеющиеся знания позволяют восполнить искаженные или нерасслышанные звуки. Говоря по телефону на чужом языке, вы должны больше опираться на звуки, так как вам не хватает контекстуальных подсказок и базовой информации, которую обычно обеспечивает нисходящая обработка. Таким образом, нерасслышанные или искаженные звуки либо посторонний шум могут помешать понять собеседника, говорящего на языке, который вы знаете не очень хорошо.

Еще можно понять, как зрение помогает слуху, посмотрев телевизор с выключенным звуком. Сегодня вечером, садясь за любимую программу, попробуйте в течение нескольких минут смотреть ее без звука, например между двумя рекламными блоками. (Если члены семьи будут возражать, скажите, что это научный эксперимент.) Прежде чем попробовать, прикиньте, насколько хорошо вы справитесь. Большинство дает весьма пессимистичную оценку. Все говорят одно и то же: «Я не умею читать по губам». Если вы тоже так думаете, то приятно удивитесь тому, насколько многое поймете.

* Florida State University —Университет штата Флорида. — Прим. пер.

** Florida State Seminoles —название спортивного клуба Университета штата Флорида. — Прим. пер.

Конечно, вы многое упустите, но отчасти это связано с тем, как записывают большинство телепередач. Обычно вы наблюдаете говорящих в профиль и видна только половина лица.

Однако весьма вероятно, что даже в таких условиях вы разберете немало однословных высказываний, вроде «Почему?» или «Нет!».

Считается, что человек бегло говорит на языке, если понимает на нем шутки и собеседника по телефону. Для понимания шуток необходимы культурные и прагматические знания, но теперь вы понимаете, почему телефонные разговоры, радиопередачи и аудиозаписи представляют такую трудность. Если вы разберетесь, как происходит совместная работа слуха и зрения, то сможете усовершенствовать свою стратегию изучения иностранного языка. Например, разговаривая на изучаемом языке, смотрите прямо в лицо собеседника, чтобы видеть, как он артикулирует звуки. Выбирайте учебные материалы, где вы будете не только слышать голос, но и хорошо видеть говорящих. Это не всегда возможно, и в некоторых случаях эффект может оказаться незаметным, но так вы будете понимать намного лучше.

Непереводимое

Одна из величайших радостей изучения другого языка заключается в открытии для себя новых концепций. Люди с удовольствием обнаруживают в одном языке концепцию, которую вроде бы невозможно перевести на другой. Особенно это касается эмоциональных слов. Художница Бэй-Ин Линь изобразила на схеме отношения между специфическими для разных культур эмоциями в инновационном проекте Unspeakableness («Невыразимость»). Одна из представленных в проекте непереводимых концепций — это валлийское слово hiraeth, которому Линь дала следующее определение: «Ностальгия с оттенком горя или печали по утерянному или умершим и искренняя тяга к Уэльсу, каким он был в прошлом». Опираясь на слова вроде hiraeth, лингвисты, философы и другие ученые задаются вопросом: насколько язык влияет на мыслительную деятельность? Иначе говоря, влияет ли язык на мышление? Простого ответа тут нет. Однако, по счастью, большинство концепций, необходимых для успешного овладения иностранным языком, до некоторой степени совпадают с теми, что используются в родном языке. Нет смысла изучать эти концепции как совершенно новые категории. У взрослых уже есть хорошо развитый набор концепций и категорий, которые они выражают с помощью родного языка. Таким образом, имеет смысл считать концепции родного языка прототипами концепций языка изучаемого, учитывая, что разница между границами концепций в двух языках со временем станет четче. Зайдем с другой стороны. Поскольку слова вроде hiraeth составляют меньшинство слов, которые необходимо выучить, чтобы говорить на другом языке, рассуждения о том, нужно ли родиться в Уэльсе, чтобы понять истинный смысл этого слова, носят скорее теоретический, чем практический характер. Если вы начинаете изучать валлийский язык, достаточно знать, что, если кто-то говорит о hiraeth, вы представляете, о чем идет речь.

Это не означает, что язык не оказывает важного влияния на мышление или поведение в реальном мире. Например, способ решения проблем зависит от того, на каком языке человек думает, на родном или иностранном. Оказывается, когда человек говорит на чужом языке, он дистанцируется от проблемы и принимает этические решения менее эмоционально. Как показали другие исследования, воспоминания об автобиографических событиях на родном языке вызывают более сильные эмоции, чем на чужом. Поэтому радуйтесь, что между вашим родным и изучаемым языком нет полных совпадений. Сходство достаточно велико, и стоит только начать, вы будете испытывать от отличий такое удовольствие, что продолжите их искать.

Ложные друзья и седьмая вода на киселе

Главная мысль этой книги такова: взрослые могут с выгодой использовать при осваивании нового языка то, что им уже известно. Это утверждение верно и для изучения новых слов. Если вы говорите только по-английски, то с удивлением обнаружите, что уже знаете десятки (если не сотни) слов на нескольких других языках. Этот радостный факт — результат необычной истории английского языка. В его основе лежит германский, принесенный в V веке н. э. на Британские острова завоевателями, населявшими территории нынешнего севера Германии и Дании. Со временем этот язык, называвшийся англосаксонским, превратился в древнеанглийский, среднеанглийский и, наконец, в современный английский. Таким образом, многие из базовых слов английского языка похожи на слова современного немецкого и скандинавских языков (тоже имеющих германские корни). Те, кто только начал изучать немецкий, могут быть в ужасе от существительных трех родов или многосложных слов, но они встретят и множество «старых друзей» — например, в словах Mann, Vater, Sommer и Garten легко узнать man, father, summer и garden.

Однако схожесть помогает не всегда. Среди слов, которые кажутся знакомыми носителям английского языка, встречаются те, что имеют совсем другое значение. Их часто называют ложными друзьями (или, более официально, ложными и родственными словами). Эти исключения невозможно предвидеть, их надо просто выучить. Схожие слова не всегда имеют схожее значение.

Например, носитель немецкого языка, употребляющий слово bald, говорит не «лысый», а «скоро». Многие туристы бывают озадачены, обнаружив, что Menu в немецком ресторане — это не полный список блюд, которые готовятся в заведении, а предложение дня (эквивалент menu — это Speisekarte). А Puff — это не порыв воздуха, а бордель. И, пожалуй, самый знаменитый ложный друг в немецком языке — это слово Gift, которое носители английского языка принимают за «подарок». На самом деле это «яд». К счастью, процент ложных друзей среди схожих слов невелик, но об этих исключениях следует помнить.

Английский язык может значительно помочь при изучении слов и в других европейских языках, не имеющих германских корней. И снова это связано с его необычной историей. Территорией современной Англии 500 лет правили потомки англосаксонских завоевателей, пока их не сменили новые. В 1066 г. Британские острова захватила армия и язык Вильгельма Завоевателя. Захватчики прибыли из-за Ла-Манша, из Нормандии. Нормандский язык был диалектом старофранцузского. Для нескольких поколений язык правящего класса был формой французского, и язык, который сегодня называется англо-нормандским, использовался в административных целях. Остальное население продолжало говорить по-английски (на тот момент на языке, который сейчас называют среднеанглийским), но многие англо-нормандские слова просочились в язык простолюдинов.

Следы такой двуязычности до сих пор можно наблюдать в терминах юридических документов. Выражения вроде last will и testament (завещание), cease и desist (прекращение действий) и aid и abet (пособничество) выражают одну и ту же идею на обоих языках. Эти синонимические пары демонстрируют один из многих путей, которыми норманнское завоевание изменило английский язык. Зато у современных носителей английского языка есть преимущество при изучении слов многих языков, а не только французского.

Чтобы понять почему, нам потребуется еще одно небольшое историческое отступление. Современный английский схож с другими языками, например испанским, португальским и итальянским, так как все они произошли от латинского. Все вместе они называются романскими языками, так как уходят корнями в Древний Рим. Даже румынский язык, на котором говорят в Восточной Европе, находящейся далеко от Рима, Парижа и Мадрида, относится к той же группе языков, так как Румыния когда-то тоже была частью Римской империи. Это означает, что через англо-нормандский язык в английский проникли многие латинские слова, замещая германские или существуя параллельно с ними. Поэтому в современном английском есть много пар синонимов, например moon (из германского) и lunar (из латинского) для слова «лунный» и уже упоминавшиеся синонимические пары в юридических документах. Подобные синонимы делают лексику современного английского необычайно богатой и дают носителям английского языка, изучающим современные языки романской группы, значительное преимущество.

И еще одна хорошая новость. Латинские слова проникали в английский язык тоже двумя путями. Богослужения в английских церквях велись на латыни, пока не произошло отделение от Римско-католической церкви в правление короля Генриха VIII в 1538 г. Кроме того, многие технические, научные и медицинские термины появились в начале современной эры на основе латинских (и до некоторой степени) греческих корней. Латынью владел весь образованный класс Англии, поэтому естественно, что предприниматели, ученые и врачи обращались к нему при создании новых терминов.

Но пока достаточно истории, вернемся к преимуществам, которые мы получаем при изучении других европейских языков. Возьмем, к примеру, слово hand («рука»). Мы можем легко определить, что оно имеет германское происхождение, так как в современном немецком языке есть такое же — Hand.

Если вы попытаетесь освоить другой язык германской группы, то обнаружите аналогичные слова и в них: hand (в голландском и шведском) и hand (в датском и норвежском). То есть вы всегда знали это слово по-шведски, но не знали, что знаете его!

Если мы обратимся к романским языкам, то можем начать с латинского manus, означающего «рука». Звучит по-другому, но напомнит вам об уже известных английских словах manual («ручной»), как в выражении manual labor («ручной труд»), или manipulate («манипулировать»). В современных языках, произошедших от латыни, тоже можно узнать manus: main (по-французски), mano (по-испански), mano (по-итальянски) и mao (по-португальски). Слова не идентичны, но имеют семейное сходство, и, если вы ищете похожие, эти слова общего происхождения (как они называются) будут вам очень полезны. Даже в тех случаях, когда слово пришло из латыни не напрямую, вы найдете связь, если будете знать, где искать. В некоторых случаях слово будет связано с греческим корнем, как heart с kardia. В английском языке много слов с этим греческим корнем, например cardiovascular (кардиоваскулярный, сердечно-сосудистый), cardiopulmonary (кардиопульмонарный) и cardiac arrest (остановка сердца). На латыни «сердце» — cor, немного похоже, и узнается во французском языке (сeur), испанском (сrazon) и итальянском (cuore). Это, конечно, не братья и сестры, а седьмая вода на киселе, но все же сходство есть. Такая металингвистическая осведомленность помогает при изучении многих европейских языков, но в языках, на которых говорят в других частях мира, есть собственные связи, и их вы можете исследовать. Например, многие азиатские языки, такие как корейский, японский и тайский, имеют китайские корни. А русский, польский, болгарский и чешский принадлежат к славянской группе языков. Связи между языковыми семьями вряд ли будут полезны, если вы изучаете один из этих языков впервые, но пригодятся, если вы решите переехать из Москвы в Прагу. Как мы уже говорили, случаются исключения из правил (поэтому остерегайтесь ложных друзей!), но знания о лингвистическом родстве сослужат вам добрую службу.

Слова, слова, слова

При изучении иностранного языка большинство людей тратит значительную часть времени на заучивание слов. И хотя это лишь один из многих аспектов, несомненно, он крайне важен — ведь, чтобы общаться, нужно знать слова. Поэтому давайте рассмотрим представления, правильные и неправильные, об изучении слов нового языка.

Одно из распространенных убеждений таково: необходимо выучить произношение, значение и в некоторых случаях грамматический род тысяч слов, чтобы овладеть чужим языком. Эта мрачная перспектива отпугивает множество людей. Но, возможно, все не так страшно, как кажется. Во-первых, сколько слов нужно выучить на самом деле?

Если ваш родной язык — английский, вы знаете, что в нем существует огромное количество слов: по разным оценкам — от полумиллиона до миллиона. Конечно, эти цифры преувеличены за счет различных факторов: устаревшие слова, технические термины и названия редко встречаемых предметов (например, экзотических растений и животных). Все они, конечно, раздувают полные словари языка. Кроме того, благодаря сложной истории английского языка, о которой мы уже говорили, часто одно и то же понятие обозначается более чем одним словом. Например, kingly и regal оба означают «королевский».

Итак, если мы вынесем за скобки малоизвестные и дублирующиеся слова, останется гораздо меньше полумиллиона слов. Считается, что носитель английского языка с высшим образованием редко знает больше чем незначительная их часть — всего около 17 0005.

Как определить размер своего словарного запаса? Вы можете решить, что лучше всего открыть словарь и проверить, сколько вы знаете. Однако этот метод будет зависеть от размера словаря. Если у вас под рукой есть пара словарей, можете провести следующий эксперимент. Откройте наугад тот, который меньше, и ткните пальцем в одно из слов на странице. Прочитайте и определите, знаете ли вы его. Повторите это упражнение еще девять раз. Умножьте процент знакомых слов на количество слов в словаре (обычно оно указано на обложке). Теперь повторите то же самое с более объемным словарем. Цифры сходятся? Вероятно, они значительно отличаются. Несмотря на то, что вы, скорее всего, узнали все слова, на которые указали в маленьком словарике, вы умножили процент на сравнительно небольшое количество слов, в нем собранных. В более объемном словаре даже несколько слов дадут гораздо более высокую оценку, поскольку вы умножаете на большее количество слов. То есть этот метод больше говорит нам о размере словаря, а не словарного запаса человека. На самом деле точно определить последний практически невозможно.

Но если мы не можем измерить размер словарного запаса, возможно, сумеем ответить на относящийся к нему вопрос: что значит «знать» слово? Оценки, которые проводят исследователи, обычно относятся к пассивному словарному запасу, то есть словам, значение которых человек знает, но, возможно, никогда не употребляет в устной или письменной речи. Например, когда в последний раз вы употребляли слово «микроорганизм»? Несомненно, оно часто встречалось вам в школьном курсе биологии, но, если вы не стали микробиологом, вряд ли вы хоть раз произносили его после окончания школы. Поэтому точнее будет сказать, что носитель английского языка с высшим образованием имеет пассивный словарный запас около 17 000 слов, но в повседневной жизни пользуется гораздо меньшим количеством.

А как же быть с однокоренными словами? Их нужно считать? Если вы знаете значение слова help («помогать»), можно ли автоматически засчитать вам слова helps («помогает»), helped («помогал»), helping («помогая»), helper («помощник»), helpful («помогающий»), helpless («беспомощный»), helplessly («беспомощно») и unhelpful («не помогающий»)? Считать его за одно слово или за девять (или больше)? Лингвисты решают этот вопрос, обозначая одно слово как словарную, или цитатную, форму (в данном случае это help). Остальные слова будут вариациями одной лежащей в основе лексемы. Считается, что если вы знаете словарную форму, то также знаете (или можете понять) эти вариации.

Существуют слова, которые исследователи называют пограничными. Их значение вы знаете только отчасти. Например, вы, возможно, в курсе, что truculent («варварский») и supercilious («высокомерный») ничего хорошего не означают, но, если вас попросят дать их определение, вы растеряетесь. Неудивительно, что пограничные слова значительно влияют на размер словарного запаса. Если человек имеет смутное представление о значении слова, знает он его или нет? Ответ неоднозначен.

Еще одна причина, по которой сложно оценить размер словарного запаса человека, заключается в том, что все мы говорим по-своему, что называется идиолектом. Идиолект — это уникальный, характерный для конкретного человека способ использования языка. Он отличается от диалекта, который отражает общие лингвистические характеристики группы людей. Каждый из нас говорит на идиолекте, и он включает в себя не только словарный запас и грамматику, но также особенности построения фраз. Идиолекты настолько индивидуальны, что лингвисты, занимающиеся аналитикой, сравнивают идиолект человека с конкретным текстом, чтобы определить, он ли его написал. Этот метод использовался для идентификации личности Унабомбера*, авторов «Записок Федералиста»** и автора книги «Основные цвета»***.

Если пассивный словарь носителя языка составляет около 17 000 словарных форм, входящих в его идиолект, означает ли это, что всем, кто изучает иностранный язык, необходимо выучить столько же слов, чтобы говорить на нем? 17 000 — гораздо лучше, чем полмиллиона, но все равно очень много. Оказывается, можно обойтись менее чем десятой частью этого количества. Мы знаем это, так как предпринималось несколько попыток создать усеченную версию английского языка, которую будет легче изучать носителям других языков. В 1930 г. лингвист Чарльз Огден предложил сокращенную версию словарного запаса, которую назвал «Базовый английский». По его мнению, для общения с различными целями будет достаточно 1200 слов. Результаты этого подхода можно увидеть в разделе Wikipedia под названием Simple English, который на момент написания этой книги содержал 115 000 статей, во многих из которых использованы только слова из списка Огдена. В конце 1950-х гг. радиостанция «Голос Америки» начала вещать программы на «Специальном английском», используя всего около 1500 слов.

* Теодор Джон Качинский (также известен как Унабомбер, англ. Unabomber — от «University and airline bomber»; род. 1942) — американский математик, социальный критик, террорист, анархист и неолуддит, известный своей кампанией по рассылке бомб по почте. — Прим. ред.

** «Записки Федералиста» — сборник из 85 статей в поддержку ратификации Конституции США. Статьи были написаны группой авторов и выходили в 1787–788 гг. в нью-йоркских The Independent Journal и The New York Packet. — Прим. ред.

*** «Основные цвета» (1996) —политический роман, описывающий первую предвыборную кампанию Билла Клинтона. Был выпущен анонимно. — Прим. ред.

То есть продуктивное общение возможно с помощью относительно небольшого количества слов. Но можно ли сказать, что осваивание языка зависит от выучивания определенного количества слов? Мы считаем, что изучение слов не следует рассматривать в качестве основной цели. Начнем с того, что большинство языков, в том числе английский, содержат множество идиоматических выражений. Для многих из них между буквальным значением слов и тем, что они обозначают в том или ином выражении, существуют лишь условные отношения. Мы часто пользуемся выражениями вроде kick the bucket (дословно — «пнуть ведро») и let the cat out of the bag (дословно «выпустить кота из сумки»), хотя знаем, что ведро и сумка не имеют отношения к смерти или выбалтыванию секретов. Если бы ваши познания в иностранном языке состояли только из значения отдельных слов, вы бы часто упускали из виду общую картину. Учить слова, конечно, нужно, но, вероятно, вам хватит несколько сотен. Если основная цель, которую вы ставите перед собой, — общаться с другими, полезнее будет заняться изучением того, как можно комбинировать известные вам слова, и составлять часто употребляемые носителями фразы. Вы сможете понимать значение новых слов из контекста и со временем приобретете внушительный пассивный словарный запас.

Учитесь плавать, плавая

В одной из серий американского телесериала «Теория большого взрыва» блестящий, но эксцентричный физик Шелдон Купер спорит со своим другом Леонардом Хофстедтером. Чтобы донести свою мысль, Леонард просит Шелдона вспомнить, как тот учился плавать с помощью Интернета. Обиженный Шелдон отвечает: «Я действительно учился плавать». На что Леонард говорит, что Шелдон учился плавать на полу. А тот возражает: «Навыки переносятся, мне просто было неинтересно пробовать в воде!»

Это шуточная перепалка, потому что всем известно, как не практично и не эффективно учиться плавать подобным образом. Однако многие изучают иностранный язык именно так. Если ваша цель — общаться с носителями языка за границей, то изучение слов с помощью аудиозаписей, карточек и упражнений напоминает обучение плаванию на полу. Возможно, вы и не утонете, но до олимпийских чемпионов вам будет далеко.

Как и у Шелдона, одна из самых больших проблем тех, кто изучает второй язык, такова: перенести навыки, полученные в искусственной ситуации, в реальный мир. Иными словами, как превратить знания в действия? К счастью, ученые-когнитивисты заинтересовались концепцией переноса знаний. Иногда перенос изученного в одной области помогает в приобретении новой информации. Когда вы замечаете сходство в словах одинакового происхождения, перенос будет положительный, если у слов общее значение. Однако иногда перенос может быть отрицательным и мешать усвоению нового материала, например, это касается неправильного порядка слов, перенесенного из родного языка в изучаемый. Очевидно, что при осваивании иностранного языка нужно максимально увеличить положительный перенос и уменьшить отрицательный.

Взрослые могут воспользоваться двумя механизмами, чтобы облегчить положительный перенос. Первый, легкий перенос, будет рефлекторным: отрепетированный материал из одного контекста применяется в новом контексте. Например, если вы долго водили легковой автомобиль, а теперь хотите взять в аренду грузовик, вам нужен легкий перенос. Это типичная стратегия переноса многих из тех, кто изучает иностранный язык: повторение, повторение и повторение. Легкий перенос может происходить автоматически, но только при наличии разнообразной практики. Он полезен в стандартных ситуациях вроде приветствий, обмена любезностями и прощания. Легкий перенос относится к результату, а не к процессу. Однако потенциально более эффективным видом переноса знаний будет сложный перенос, который происходит осознанно и опирается на метакогнитивные способности анализировать, насколько новый материал применим к ранее полученным знаниям и будущим ситуациям. Сложный перенос требует активного поиска моделей и связей в материале, и на это требуются усилия и время. Это не так просто, как использовать одну и ту же фразу в разных ситуациях. Но выгода будет значительно больше, так как сложный перенос дает гибкость в использовании языка. Сложный перенос относится к процессу, а не к результату. Приведем пример.

Однажды Ричард и Роджер были в Берлине, и, когда они собирались выйти из номера гостиницы, в дверь постучали. Роджер, который к тому времени, мягко выражаясь, подзабыл немецкий, открыл дверь и увидел горничную, которая что-то быстро спросила. Он лихорадочно пытался ее понять. К счастью, Ричард, говоривший по-немецки чуть лучше, услышал вопрос и ответил на него. Горничная ушла, а Роджер наконец понял вопрос. Он был благодарен Ричарду за вмешательство, но чувствовал себя довольно глупо, утешаясь тем, что, наверное, горничная привыкла иметь дело с косноязычными иностранцами.

Как Роджеру перенести полученный опыт на общение с горничными в будущем? Если бы он попытался создать легкий перенос, то запомнил бы, что сказал Ричард, и повторял бы его слова снова и снова во множестве разных ситуаций, чтобы в следующий раз, когда к нему постучит горничная, у него был бы готовый ответ. Проблема в том, что он может столкнуться не только с положительным, но и с отрицательным переносом, потому что вряд ли все горничные будут приходить к нему с одним и тем же вопросом. Или же Роджер может признать, что легкий перенос в данном случае не поможет, вынесет положительный опыт из неудачи и не даст этому случаю помешать активному общению на немецком во время остального путешествия, помня о том, что изучение языка — это процесс, а не результат.

Но вот Роджер несколько лет спустя снова оказался в Германии, на этот раз на сборе всей семьи. Это была большая встреча дальних родственников, и все были рады, что один из их американских кузенов смог приехать. В США обычно учат так называемому верхненемецкому языку (Hochdeutsch), который представляет собой стандартный диалект. И Роджер изучал в школе и колледже только верхненемецкий. Однако встреча родственников проходила в маленьком городке рядом с границей с Голландией. В этой области говорят на Plattdeutsch, или нижненемецком диалекте, хотя всем знаком стандартный. Сначала Роджер радовался своим успешным попыткам поддерживать светскую беседу за завтраком. Однако, оглядываясь назад, надо сказать, что это общение было профанацией: родственники старались медленно говорить на стандартном диалекте и пользоваться простыми словами. Когда они говорили между собой, то были счастливы. Иногда они прерывали поток радостной болтовни, виновато смотрели в сторону Роджера и напоминали друг другу говорить на стандартном диалекте фразой Immer Hoch! Однако вскоре они забывали об этом и снова переходили на нижненемецкий. К сожалению, Роджер не понимал, что, когда родственники говорили на местном диалекте, у него была прекрасная возможность для сложного переноса. Он упустил шанс поискать сходство между немецким, который учил, и немецким, который слышал. Когда родственники переходили с одного диалекта на другой и обратно, различия в произношении гласных, выборе слов и другие лингвистические характеристики могли бы пригодиться ему в будущих занятиях. А на прагматическом уровне Роджер упустил шанс вовлечь семью в разговор о немецких диалектах, который был бы ему и интересен, и полезен.

Конечно, и легкий, и сложный перенос будут полезны в изучении иностранного языка. Однако, поскольку большинство изучающих иностранный язык уже знакомы с легким переносом, активное создание возможностей для осознанного, сложного переноса между родным и изучаемым языком пойдет вам на пользу. В переносе главное — не уподобляться Шелдону, то есть не бояться войти в воду. Прыгайте в воду — хотя бы и в нарукавниках.

Метафоры и идиомы. Бесплатное удовольствие или затруднительное положение

Изучение второго иностранного языка ставит нас перед множеством на первый взгляд устрашающих задач. Нужно выучить другую грамматическую систему. Нужно хотя бы приблизительно освоить звуки, которых нет в родном языке. Мы должны приобрести словарный запас в размере хотя бы нескольких сотен слов. Все кажется другим. Но один важный аспект остается тем же: концептуальная структура, общая для всех языков. Возможно, нам понадобится выучить, что по-испански «собака» будет el perro, по-венгерски kutya, а по-японски inu, но концепция собаки не меняется. Будь то мексиканская чихуахуа, венгерская выжла или японская акита, количество характеристик, которые включает (и не включает) это понятие, будет таким же, как в вашем родном языке. По своей сути любой язык — это краткое описание жизненного опыта, и поскольку все люди воспринимают мир примерно одинаково, то большинство концепций сходны. Способы выражения этого опыта будут значительно отличаться, но универсальное концептуальное основание сохраняется. Вы можете пользоваться этой концептуальной основой при изучении иностранного языка самыми разными способами. Например, чтобы понять смысл метафорических отношений. Тем, кто подзабыл, напомним, что метафора — это просто сравнение двух вещей. «Дорога змеей вилась среди гор» — вот пример. Термин «метафора» употребляется, когда сравнение не явное. Ну а явное называется просто сравнением и будет звучать, например, так: «Дорога вилась как змея».

Значительная часть языка метафорична. Иногда это очевидно, как в примере со змеей, но не всегда. Ученые-когнитивисты говорят о том, что метафоры существуют в среде, где постоянно появляется что-то новое, и в конце концов многие подобные выражения «застывают». В английском языке циферблат и стрелки называют «лицом» и «руками», мы говорим о ножках стула, даже не задумываясь, что описываем части этих предметов с помощью названий частей тела. Еще более важным для нас будет то, что эти метафоры существуют не в вакууме. Лингвист Джордж Лакофф и философ Марк Джонсон доказывали существование метафорических концептуальных систем в своей классической работе «Метафоры, которыми мы живем»*. Они предполагали, что многие лингвистические выражения основаны на конкретных концептуальных метафорах, например «Время — деньги» (Он провел час в библиотеке с выгодой) или «Высокий статус наверху» (Она поднимается по карьерной лестнице). Одним из самых ярких примеров будет концептуальная метафора «Любовь — это путь». Десятки знакомых выражений объединены этой концептуальной основой и передают целую гамму эмоций, которые мы испытываем в близких отношениях. Приведем примеры:

Посмотри, как далеко мы зашли.

Мы зашли в тупик.

Наши пути разошлись.

Обратного пути нет.

Мы стоим на перепутье.

* Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. — М.: ЛКИ, 2008.

Если посмотреть на лингвистические выражения в таком свете, становится ясно, что они появляются не просто так. Эта мысль должна внушать вам некоторый оптимизм в связи с изучением иноязычных фраз, которые кажутся несопоставимыми с выражениями родного языка.

Раз уж речь зашла о метафорах, относящихся к любви, давайте продолжим и рассмотрим некоторые кросслингвистические примеры. Во многих языках эмоции приписываются частям тела, например, разбить кому-либо сердце.

Было бы обидно, если бы в другом языке эта идея выражалась совсем по-другому. Представьте, если бы немцы в подобном случае говорили «ударить в лоб», а русские — «ткнуть в плечо». К счастью, в разных языках эта фраза звучит так же или почти так же. Немцы говорят о jemandem das Herz brechen, и русское выражение аналогично. Встречаются небольшие вариации: греки скажут «порвать сердце», а японцы — «шип в сердце». В испанском языке акт разбивания тоже присутствует, но не сердца, а души. Вы видите достаточное сходство, чтобы понять, что значат эти выражения, если они вам встретятся. Означает ли это полное отсутствие проблем? К сожалению, у вопроса лингвистических соответствий имеется и другая сторона, которая касается идиоматических выражений. В то время как у метафор душа нараспашку (просим прощения за выражение), соответствия между идиомами часто бывают менее четкими. В английском языке хорошим примером служат эвфемизмы, которыми мы обозначаем смерть. Мы говорим об умершем, что он «собирает ромашки» или «купил ферму», но здесь связь кажется условной. Ничто в ромашках или фермах не намекает на смерть, поэтому армии изучающих английский язык просто учат эти выражения наизусть. Они значат то, что значат.

Однако ученый-когнитивист Рэй Гиббс оспорил эту мысль. Он указывает на то, что даже сравнительно нечеткие идиоматические выражения могут иметь более широкую концептуальную основу. Подумайте, к примеру, как мы говорим о рассердившемся человеке:

Вскипеть.

Закипеть от злости.

Выплеснуть гнев.

В нем бурлил сдержи ваемый гнев.

Во всех этих идиомах есть концептуальное сопоставление гнева с закипающей жидкостью. Очевидно, что не каждое сопоставление работает: вам покажется странной фраза, в которой говорится, что покойный собирает петунии или купил плантацию.

Такая, как говорят исследователи, непродуктивность будет причиной, по которой некоторые выражения относят к метафорическим, а другие — к идиоматическим. Дорогу можно сравнить со змеей, спагетти и чем угодно, что изгибается или извивается. Идиомы застыли, потому что концептуальное сопоставление со временем было утеряно или его никогда и не было.

Можем порекомендовать вам отступить на шаг назад и поразмышлять о концептуальных сопоставлениях метафор и идиом, это поможет упорядочить и запомнить изучаемые выражения. Во многих случаях сопоставления не будут работать, но если вы будете помнить о том, что они возможны, то однажды воспользуетесь тем, что бесплатно дает вам родной язык. Кроме того, изучив концептуальные сопоставления иностранного языка, вы будете говорить на нем более красноречиво.

Роджер Крез, Ричард Робертс