В целях противодействия коррупции важной составляющей антикоррупционной деятельности государства является отслеживание доходов и расходов государственных служащих. В связи с этим периодически в новостях можно услышать о громких делах, когда разоблачают какого-то чиновника, обнаруживая дорогостоящие приобретения, явно несоразмерные его доходам. Такие доходы привлекают внимание контролирующих органов, и при обнаружении нестыковок доходов и расходов в судебном порядке производят «раскулачивание» недобросовестного чиновника. «Раскулачивание» в контексте данной темы означает обращение в доход государства имущества государственного служащего, приобретённого за счёт неподтверждённых доходов.
Практика показывает, что даже при всех урегулированных обязанностях госслужащих декларировать свои расходы всё равно обнаруживаются скрытые доходы, которые значительно превышают официальную цифру заработной платы. Происходит отслеживание доходов и расходов не только самого служащего, но и его супруга/супруги и несовершеннолетних детей. По факту это ещё один рычаг контроля и инструмент борьбы с коррупцией. Если чиновника ловят на взятке, то, безусловно, это уголовная ответственность, а в случае если преступление не было обнаружено, но тем не менее в собственность госслужащего поступает имущество в разы дороже, чем весь официальный доход его семьи, то возникает большое количество вопросов и в действие приводят такой гражданско-правовой вид ответственности.
В целях противодействия коррупции для контроля расходов чиновников был принят Федеральный закон от 3 декабря 2012 г. № 230-ФЗ «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам», а также подп. 8 п. 2 ст. 235 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее ― ГК РФ), которые как раз и предусматривают обращение в доход государства подозрительного имущества.
Противники такого метода борьбы с коррупцией указывали на то, что подобные нормы нарушают конституционное право на собственность. Однако Конституционный Суд не усмотрел нарушений статей Конституции Российской Федерации и вынес постановление по делу о проверке конституционности подп. 8 п. 2 ст. 235 ГК РФ и ст. 17 Федерального закона «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» в связи с запросом Верховного суда Республики Башкортостан 29 ноября 2016 года.
Конституционный суд РФ также уточнил, что взыскание возможно не только полной стоимости дорогостоящего имущества чиновника, но и той части, которую подтвердить чиновник не смог.
Факты приобретения дорогостоящего имущества могут фиксироваться контролирующими органами с помощью различных способов, в том числе специальными подразделениями, по обращениям, докладным запискам и даже с помощью данных из интернета и, в частности, социальных сетей.
Дела такой категории рассматриваются в судебном порядке. При этом бремя доказывания законности доходов, на которые было приобретено какое-либо имущество, лежит на государственных служащих.
Например, прокурором Орловской области в Заводской районный суд г. Орла было направлено исковое заявление к двум депутатам об обращении в доход государства 31 объекта недвижимого имущества стоимостью более 70 млн руб. В данном контексте вопросов не возникает, и, кажется, политика действительно очень правильная. Но, как известно, есть две стороны медали. И абсолютно контрастным является судебное дело, которое было рассмотрено по факту того, что у госслужащей был обнаружен дачный участок в садовом товариществе.
Как же все эти нормы реализуются, когда дело касается госслужащих невысокого ранга, рассмотрим на примерах следующих судебных решений.
По иску прокурора Приморского края судебной коллегией по гражданским делам Приморского краевого суда было вынесено решение по делу № 33-3284/2018 от 10 апреля 2018 г., основанием для возбуждения которого послужило приобретение государственной служащей К. дорогостоящего автомобиля. Несмотря на то, что стоимость в договоре была невысокой, в качестве доказательства и установления реальной цены были приобщены данные из сети «Интернет» в виде объявления о продаже данного автомобиля, а также информация о среднерыночной стоимости и таможенной стоимости и ввозных пошлин этого автомобиля. Суд по данному делу установил, что доходы К. и её супруга за 3 года, предшествующих покупке, были ниже её стоимости. Подтвердить возникновение доходов и указать законный источник получения средств К. не смогла.
Суд указал на недобросовестность К. в части занижения в договоре купли-продажи стоимости автомобиля и отклонил доводы К. относительно накоплений. Апелляционная инстанция только лишь согласилась и указала на правомерность такого отклонения.
По факту, суд при определении стоимости и сопоставлении её с доходами использовал не конкретные доказательства, поскольку фактическая стоимость покупки автомобиля могла быть ниже, чем указана в том же объявлении, вследствие, например, обнаруженных недостатков товара.
В следующем судебном деле фигурируют сразу два участника - государственный служащий и его супруга. Основанием для проведения проверки и дальнейшего обращения в суд послужила докладная записка специального сотрудника из отдела инспектирования и профилактики правонарушений.
Решением суда Одинцовского городского суда Московской области № 2-6918/2017 2-6918/2017 ~ М-5571/2017 М-5571/2017 от 18 октября 2017 г. по делу № 2-6918/2017 было принято решение обратить в доход государства недвижимое имущество, которое принадлежало на праве собственности госслужащему К. и его супруге, а именно земельный участок стоимостью 2 500 000 рублей.
Как установил суд, сумма сделок, совершённых К., его супругой и несовершеннолетними детьми составила 10 631 000 рублей, что на 3 227 076,12 рублей превышает доход государственного служащего и его семьи за 2012-2014 гг.
Суд указал на возможность солидарного взыскания денежных средств не только непосредственно с госслужащего, но и с его супруги, на которую напрямую не распространяются требования законодательства, касающегося госслужбы.
Исходя из практики судов, и в том числе из этого вывода, выходит, что антикоррупционное законодательство фактически распространяется на ближайший к госслужащему круг лиц, которые даже не берут на себя обязанность перед государством нести службу.
Предметом рассмотрения по данному делу были также доводы К. и его супруги о том, что они получили заём на сумму 4 000 000 рублей, однако суд данные доводы отклонил. Обоснованием выступили выводы о том, что данные по возврату займа не были отражены в справках, в объяснениях при проведении досудебной проверки госслужащий на него не ссылался и договор займа был составлен между близкими родственниками. Но самым важным моментом, на который стоит обратить внимание, является то, что суд рассмотрел также и факт наличия возможности у третьего лица, а именно займодавца, передать денежные средства в долг, то есть по факту ещё и третье лицо должно подтверждать законность своих доходов, хотя на него также не распространяются требования антикоррупционных законов. В связи с этим возникает вопрос: насколько объективным является истребование этих доказательств у третьего лица? И не нивелируется ли в этом случае такой вид доказательств, как свидетельские показания?
Следующее судебное дело порождает ещё больше сомнений относительно объективности при применении антикоррупционных законодательных норм по обращению имущества госслужащего в доход государства. А именно решение Ширинского районного суда № 2-1368/2016 2-65/2017 2-65/2017(2-1368/2016;)~М-1350/2016 М-1350/2016 от 16 февраля 2017 г. по делу № 2-1368/2016.
Руководителем Аппарата правительства Республики Хакасия вынесен приказ об осуществлении контроля за соответствием расходов, произведённых в 2015 году Г. - специалистом 1-й категории Беренжакского сельсовета Ширинского района. Основанием проверки послужило появление у Г. автомобиля марки Hyundai Solaris.
Свидетелями по настоящему делу выступили родители госслужащей Г., которые пояснили, что они подарили дочери автомобиль в связи с окончанием учёбы в вузе, а денежные средства у них появились путём накопления.
Доходы матери Г. в суде были подтверждены. При этом следующий вывод выглядит довольно неоднозначным. Суд посчитал, что поскольку предпринимательская деятельность предполагает получение прибыли, то отсутствие документальных доказательств получения дохода от подобной деятельности не исключает наличие самого дохода. При рассмотрении дела свидетели указали, что в дар доходов от предпринимательской деятельности было передано более 200 000 рублей. Поскольку точной суммы назвать не смогли, суд по своему усмотрению посчитал, что денежные средства от данного источника дохода были переданы в сумме на 200 000 рублей, что фактически занизило переданную на приобретение имущества сумму.
Доходы отца свидетели подтвердить не смогли. Исходя из материалов дела, было выяснено, что отец Г. официально не трудоустроен, но подрабатывает заготовкой древесины. Свидетель указал, что у него было накоплено свыше трёхсот тысяч рублей, которые он и передал в дар дочери для приобретения автомобиля. Поскольку никаких официальных документов, подтверждающих доход, естественно, на руках не оказалось, и, учитывая, что отец Г. не смог указать точную сумму переданных денежных средств, также как и пояснить, кому именно и за сколько им было заготовлено и реализовано древесины и дров, суд пришёл к выводу, что законность приобретения денежных средств, переданных на автомобиль в оставшейся части, не доказана.
Суд по указанному делу пришёл к следующему выводу: поскольку сумма сделки по приобретению автомобиля превышает общий доход Г. за три последних года, предшествующих совершению сделки, источники дохода в полной мере подтверждены не были, автомобиль Г. как неделимая вещь подлежит обращению в доход государства, а та сумма, которая подтверждена в ходе рассмотрения дела в 200 000 рублей, должна быть исключена и возвращена собственнику.
Такие крайне странные и неоднозначные выводы суда, основанные больше на собственных умозаключениях, чем на конкретных доказательствах, порождают много вопросов. А самый главный вопрос в том, действительно ли в данном деле в отношении специалиста 1-й категории в сельсовете небольшого населённого пункта при всех указанных обстоятельствах была реализована именно антикоррупционная политика? Является ли эта госслужащая коррупционером, чтобы к ней применять механизмы антикоррупционной политики? И сопоставим ли этот пример с громким делом Захарченко или, например, башкирского полицейского Игоря Воробьева, который имел имущество на сумму, значительно превышающую 20 миллионов рублей? Вопросы, на наш взгляд, риторические.
Выходит, что применение норм механизма «раскулачивания», как мы это называем в контексте данной статьи, на практике очень неоднозначно. Рассматривая всё это в таком контексте, нельзя однозначно сказать об эффективности и результативности таких законодательных норм. Полагаем, стоило бы конкретизировать и обязать суд при рассмотрении такой категории дел учитывать критерии доступа к денежным средствам казны и возможности влиять на принятие решений для третьих лиц.
Проблемной также является оценка такого вида доказательств, как свидетельские показания. Не всегда родственники госслужащих или третьи лица могут подтвердить свой доход. Ведь всем известен тот факт, что очень многие получают заработную плату неофициально, не говоря уже о подработках, которые не отражаются документально.
Не сводится ли антикоррупционная политика к тотальному контролю государства за доходами не только госслужащих, но и других граждан, имеющих какие-либо отношения с госслужащими? Насколько такая политика объективна и оправданна в условиях рыночной экономики? Безусловно, если говорить в целом об идее, отражённой в рассматриваемых законодательных нормах, и о том, что это может быть дополнительным рычагом такого важного механизма, как противодействие коррупции, в том числе и в превентивном порядке, то, безусловно, это является очень правильной идеей, только полагаем, требует серьёзной доработки.