«Ко уврачеванию расколом недугующих»

Автор: В. П. Козлов

«Ко уврачеванию расколом недугующих»

В. П. Козлов, член-корреспондент РАН, руководитель Федерального архивного агентства

  1. «Соборное деяние» и Требник митрополита Феогноста – аргумент в борьбе со старообрядцами
  2. Разоблачение подлога в «Поморских ответах»
  3. Причины фальсификации
  4. Дискредитация «Поморских ответов» Ф. Лопатинским и А. Мацеевичем-Тобольским

– Воображаю, что они там понапишут до конца суда! – подумала Алиса.
Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране чудес»

В начале XVIII века по личному распоряжению Петра I в Керженских скитах Нижегородской губернии вел обращение старообрядцев поповского и беспоповского толка архимандрит Успенского монастыря на Белбаше и Керже Питирим. Проповеди бывшего раскольника и монаха имели разную степень успеха: даже в 1716 г. число активных противников официальной религии здесь доходило до 40 тыс. человек.

Споры Питирима с идеологами старообрядчества порой достигали необычайной остроты, вынуждая их участников изыскивать все новые и новые аргументы. Во время одного из таких «прений» в 1709–1711 гг. Питирим предъявил своим противникам рукописную копию постановления собора, бывшего в Киеве в XII веке, в котором осуждался некий еретик Мартин, проповедовавший отмененные никоновской реформой церковные обряды. По словам Питирима, копия была получена им в 1709 г. от крупного деятеля русской православной церкви Дмитрия Ростовского, пользовавшегося большим авторитетом и в среде противников никоновской реформы.

Официальная версия дальнейшие события излагает следующим образом. Старообрядцы, «по заматерелому своему обычаю не верствующе, просили видети самое сущее (то есть подлинник постановления. – В. К.) и вопрошали, какое оно на хартии или на бумаге писано, и русским или иным языком, и прочая». Питирим был вынужден внять требованию своих противников. Он обратился с письмом к рязанскому и муромскому митрополиту Стефану Яворскому «о взыскании» оригинала документа, получившего название «Соборного деяния». Для его розыска в августе 1717 г. с царским указом в Киев был послан монах Феофилакт. Во исполнение этого указа киевский митрополит Иоасаф Кроковский «велел по всем книгохранительницам оного соборного деяния прилежно искать».

Вскоре игумен Николо-Пустынского монастыря Христофор Чарнуцкий обнаружил в библиотеке своей обители разыскиваемую рукопись: «Книга в полдесть, на пергамине писаная, плеснию аки сединою красящаяся и на многих местах молием изъядена, древним белоруским характером писаная». В начале сентября 1717 г. рукопись вместе с восемью другими печатными и рукописными книгами (печатный «Апокрисис, или Отповедь о соборе Берестенском» из киевской церкви Святой Софии, рукописный летописец Киево-Печерского монастыря, печатные Требник, «Собрание об артикулах веры», «Книга Никона Черные горы» из того же Николо-Пустынского монастыря, печатные Псалтырь и Требник, пергаментное Евангелие, «прежде Батыя писано» из киевского Межигорского монастыря) были отправлены в Москву Стефану Яворскому. В январе 1718 г. они оказались в распоряжении церковного иерарха, который приказал изготовить с «Соборного деяния» копию и отправить ее вместе с другими киевскими книгами и рукописями Питириму. Подлинник «Соборного деяния» вместе с сопроводительным письмом киевских церковнослужителей по указанию Стефана Яворского были отданы «на Печатный двор в государеву книгохранительницу» и записаны в реестр.

«О всех же сих приключившихся» событиях стало известно вскоре Петру I, который, «сострадая о погибающих в расколе соотечественниках... повеле оное соборное деяние... ныне типом издати скорого ради размножения ко уврачеванию расколом недугующих». В апреле и ноябре 1718 г. «Соборное деяние» было издано соответственно в Москве и Петербурге, а спустя два Года – в Чернигове. Эти издания состояли из четырех частей.

Первая часть представляла собой «Предисловие увещательное к растерзателям ризы Христовой» с рассуждением о заблуждениях раскольников. В заключении говорилось: «И аще новая вас соблазняют, восприимите ветхая, сиречь старинную в наставление ваше книгу харатейную».

Вторая часть – «Сказание о взыскании и печатном издании книги сея» – содержала пространный рассказ об истории разыскания и находки «Соборного деяния», а также включала тексты сопроводительного письма из Киева в Москву, при котором направлялась рукопись обнаруженного документа за подписями игумена Свято-Михайловского монастыря Варлаама Лиенкецкого, архимандрита Киево-Печерской лавры Иоанника Сенюторвича, игумена Николо-Пустынского монастыря Христофора Чарнуцкого, архимандрита Межигорского монастыря Иродиона Жураховского, митрополита Иоасафа Кроковского, и резолюции Стефана Яворского о помещении «Соборного деяния» в библиотеку Печатного двора.

Третья часть включала собственно «Соборное деяние на еретика Арменина мниха Мартина в лето от создания мира 6665, а от плоти Рождества Христова 1157 году месяца июня в 7 дней».

Четвертая часть представляла текст «Слова святого Софрония патриарха Иерусалимского», заимствованный из пергаментного Требника Синодальной библиотеки, и была озаглавлена «Свидетельство на некая действа и речения церковная». Требник датировался первой половиной XIV века и определялся как принадлежавший в то время московскому митрополиту Феогносту. Для доказательства этого приводился текст приписки митрополита на листах рукописи: «Подпись по всем листам руки самого святого Феогноста митрополита Московского». В ней говорилось: «Книга, рекомая Потребник, переведена с моей келейной книги греческой, зовомыя Ексхологион, на русский язык по прошению моему грешному. По повелению же великого князя Ивана Даниловича, по реклу Калиты. И яз, грешный митрополит Феогност сию книгу сводил с своею, с нея же велел переводити, и она во всем добра и право переведена, тово деля и рукою моей грешною на сей книге написал есми. В лето от Сотворения мира 6837 и от плоти Рождества Христова 1327 месяца августа в 27 день».

В предисловии к публикации неизвестный автор заявлял, что теперь всякий непредубежденно настроенный человек, прочитав «Соборное деяние» и взятое из Требника «Слово» патриарха Софрония, может убедиться в исторической обоснованности никоновской реформы. Впрочем, откровенно заявлял он, «аще же сими из толь древних харатейных книг, изъятыми писании кто-либо не увещается, глаголя: аще не увижду самих тех харатейных, не иму веры, таковому и самыя оны обе книги с прочими древними в Московской типографии ко уверению повелением царского пресветлого величества видети без всякого страха и без сомнения попускается».

Итак, публикация включила тексты двух древних источников, имевших прямое отношение к спорам официальной церкви со старообрядцами по целому ряду вопросов обрядового и теологического характера. «Соборное деяние» подробно рассказывало о ереси некоего Мартина Арменина. Появившись на Руси в XII веке и назвавшись греком, родственником царьградского патриарха Луки Хризоверха, Мартин написал и распространил в ста списках книгу «Правда», которая «велие содела в Русе смущение христианом, паче же онем, иже неискусили писания».

«Соборное деяние» детально раскрывает суть учения еретика Мартина, проповедовавшего совершать литургию по чину католической церкви, поститься в субботу, при крещении возносить сначала руку на левое плечо, сугубить (то есть говорить дважды) аллилуйю, имя Иисус писать сокращенно – Исус, разрешать инокам есть мясо и т. д. Иначе говоря, в «Соборном деянии» пространно изложены все обрядовые и другие особенности православного чина служения, осужденные собором 1666–1667 гг., но отстаиваемые раскольниками в спорах с представителями реформированной патриархом Никоном русской церкви.

Далее в «Соборном деянии» рассказывается, что «возмутительное письмо» Мартина и его автор стали предметом рассмотрения специально созванного для этой цели в 1157 г. при киевском великом князе Ростиславе Мстиславиче митрополитом киевским Константином собора. Митрополит Константин опроверг еретическое учение Мартина, обнаружив в нем ересь «жидовскую, армянскую и латинскую», а собор, встретив упорное нежелание еретика отречься от своих заблуждений, определил отправить подобное описание его учения в Царьград к патриарху Луке Хризоверху. Царьградский патриарх собрал собор для рассмотрения киевского «деяния». На нем было подтверждено осуждение Мартина. Иеромонах Исайя доставил в Киев послание патриарха Луки. Митрополит Константин вновь созвал собор в 1158 г. На нем было заслушано послание Луки Хризоверха, где Мартин был заклеймен как придерживающийся «ересям множайшим». Мартин обещал покаяться и через три дня представил письменное объяснение. Из него стало известно, что он родом армянин, сын священника, жил у родителей до 30 лет, потом посетил Рим, где пробыл семь лет, затем отправился в Константинополь. «Уведав же Руссиов яко не давно просвещены крещением, помыслих в Руссии на начальство духовное улучити, того дела семо приидох и положих тщание еже бы желаемого получити, для того деля наименовах себе греком, чтобы мне лучше верили». Далее он признавался: «Верую же яз ни во армейском законе, ниже в латинском, ни в греческом, но от всех имех по части и мнех быти сие едино праведно». Покаявшись перед собором, Мартин тем не менее отказался признать себя отступником по двум пунктам предъявленных ему обвинений, за что был предан анафеме, отправлен в Константинополь, где был осужден на сожжение после споров с Лукой Хризоверхом.

Что же касается Требника митрополита Феогноста, то из него были приведены тексты, приписываемые иерусалимскому патриарху Софронию. В них также осуждались обряды, защищаемые старообрядцами и отмененные патриархом Никоном. Древность Требника, как уже отмечалось, подтверждалась владельческой записью митрополита Феогноста, прибывшего из Греции на Русь при Иване Даниловиче Калите и якобы привезшего с собой древний греческий оригинал этой богослужебной книги.

Таким образом, противникам официальной русской церкви сначала устно, а затем в печатном виде были представлены два древних документа – исторические источники, из которых следовало, что еще в глубокой древности обрядовые и другие отличия, отстаиваемые старообрядцами, подверглись решительному осуждению как русской, так и православной церковью. Отсюда с неизбежностью вытекал вывод о том, что никоновская реформа – это лишь один из последних эпизодов борьбы с ересью, засорявшей своими лживыми учениями древний православный обряд.

Можно легко представить то смятение, которое вызвала эта публикация в среде старообрядцев, которым оставалось либо признать, что их учение является действительно давно развенчанной ересью, либо найти способ опровержения содержащихся в «Соборном деянии» и Требнике митрополита Феогноста серьезных аргументов. И то и другое было невозможно сделать без строгого критического анализа предъявленных документов, в том числе без непосредственного знакомства с их оригиналами.

Избранный идеологами старообрядчества второй путь привел их не только к беспощадному разоблачению фальсификаций, но и к настоящему научному подвигу, вылившемуся в создание первого в России источниковедческого, палеографического и лингвистического труда, который предвосхитил своими наблюдениями, методикой и выводами достижения последующей историко-критической мысли. Разоблачение фальшивок, известное как «Поморские ответы», обессмертило их авторов.

Старообрядцы со всей серьезностью отнеслись к тому, чтобы разоблачить подлоги, в отличие, как увидим ниже, от авторов фальсификаций, не позаботившихся должным образом о «прикрытии» своих изделий. Прежде всего они приложили немалые усилия для ознакомления с оригиналами изданных источников. В Москву «не единожды» посылался знаток древних рукописей Мануил Петров, «дабы очевидно узрети» рукописи. Мануил Петров «обрете их в Москве на Печатном дворе, лежащия для смотрения всем на столе и прикованныя суть к стенке изрядною цепию, дабы или не были киим унесены или бо инако как пропали», – сказано в житии одного из авторов «Поморских ответов». Не без опасения, очевидно, Петров входил в комнату, где демонстрировались рукописи, ибо при них «аки на страже присно стояще монах белорусского сущь прирождения и учения и зело быстрыми очима на смотрящих острозрительно книги тыя смотряше и якобы каждого мысли о них хотяше ведати...». Но Мануил не терял присутствия духа «и по многократном к ним прихождении, улучи некогда время монашеского стояния тут праздное и тако в желаемой свободе зело их (то есть рукописи. – В. К.) рассмотри, добре преврачая, аможе желаше. И узри тогда все качества ухищрены и дивное смешение новости з древностию простым очесам почти и непонятное... и тако топкочастие вся испытав, взя же с них и верное преписание».

Рискованные действия Мануила Петрова оказались не напрасными. В распоряжении авторов «Поморских ответов» (братьев Денисовых) оказались подробное описание внешнего вида (переплета, манеры скрепления листов, выделки пергамена и т. д.) и даже «преписание», то есть точные копии (факсимиле) почерков рукописей. Они запаслись летописями, хронографами, печатными изданиями, в том числе сочинениями Дмитрия Ростовского, сумели ознакомиться со второй древнейшей датированной славянской рукописью – Изборником Святослава 1073 г., ставшей известной научной общественности лишь во второй половине XVIII века.

Первая редакция «Поморских ответов» была закончена уже 4 мая 1719 г. и тогда же передана Питириму. Разоблачение подделки здесь осуществляется по четырем направлениям, или «винам». Говоря о первой «вине», авторы «Поморских ответов» обращают внимание на то, что во всех известных и авторитетных источниках (летописи, Степенная книга, Кормчая книга, житие митрополита киевского Константина, Минея) ни словом не упоминается собор 1157 г. Ссылаются они и на авторитет таких церковных писателей, как Симеон Полоцкий и Дмитрий Ростовский, которые в своих трудах, в том числе посвященных полемике со старообрядцами, также ничего не говорят о древней ереси Мартина Арменина. Не знают об осуждении еретика и антиохийские и царьградские церковные писатели.

Вторая «вина» касалась изобличения хронологических несообразностей «Соборного деяния»: в нем дата созыва собора – 6652 г. от Сотворения мира (1144 г.) – повторена четыре раза, но при этом сказано, что он состоялся при киевском митрополите Константине и при великом князе киевском Ростиславе Мстиславиче. Между тем, отмечается в «Поморских ответах», все известные источники говорят о том, что в этом году ни Константин не был киевским митрополитом, ни Ростислав Мстиславич – великим князем киевским. Далее в «Соборном деянии» сказано, что киевский собор, окончательно осудивший Мартина, состоялся в 1160 г. от Рождества Христова. Мало того, что в древних рукописях всегда летосчисление ведется от Сотворения мира, а не от Рождества Христова. Но даже если перевести эту дату на летосчисление от Сотворения мира, то все равно не получится 6652 г. Авторы «Поморских ответов» обратили внимание на противоречия во времени проведения собора между пергаментным списком «Соборного деяния» и копией с него, впервые предъявленной Питиримом: в первом собор отнесен к 6665 г., а во второй – к 6652 г. Иначе говоря, подчеркивается в «Поморских ответах», в пергаментном оригинале собор отнесен на 12 лет позднее по счислению от Сотворения мира и на 3 года ранее по счислению от Рождества Христова. В нем как бы поправлена ошибка копии, бывшей первоначально в руках Питирима. Но даже если следовать хронологии пергаментного списка «Соборного деяния», то и тогда год созыва собора не соответствует княжению в Киеве Ростислава Мстиславича, при котором к тому же митрополитом был не Константин, а Феодор.

В рамках второй «вины» авторы «Поморских ответов» отмечают еще ряд несообразностей. В древних рукописях внизу страницы и в начале следующей никогда не писались «предречия» – повторения части слова, подлежащего переносу, ставшие традиционными значительно позднее. Между тем в пергаментном списке «Соборного деяния» такие предречия встречаются постоянно, указывая тем самым, что рукопись создана в «новейшее время». Далее бросается в глаза несоответствие языка «Соборного деяния» древнему языку, наличие в нем многочисленных примеров «нынешнего выговору» («Россия», «народ российский» и т. д.). Наконец, авторы «Поморских ответов» сочли необходимым упомянуть и еще два аргумента: отсутствие в «Соборном деянии» отречения Мартина от своей ереси за его подписью и умолчание о присутствии на соборе епископов всех «областей», что обязательно требовалось апостольскими правилами.

В третьей «вине» авторы «Поморских ответов» собрали все противоречия «Соборного деяния» с «древлецерковным содержанием». Они отмечали, что свидетельства документа о существовании двуперстного сложения уже в XII веке, написании имени Иисус сокращенно опровергаются древними датированными рукописями и иконами, сочинениями Максима Грека, Иоанна Дамаскина. В то же время этими же источниками подтверждается, например, издревле существовавшее на Руси двоение аллилуйи.

Еще более убийственными для разоблачения подделки оказались критические замечания авторов «Поморских ответов» о палеографических признаках рукописи «Соборного деяния». Они «дивились» чернилам и почерку оригинала («белоруским, нынещняго веку пописи, аже в древлехаратейных мы не видехом чудимся, и еже буквами белорускими писано, а речьми московскими, чесого в древних книгах не случися нам видети»), тому, как легко «распрягаются» листы рукописи, что вместо традиционно использовавшихся для переплета досок употреблен картон, неизвестный в древности. Наконец, по их мнению, митрополит Константин, прибывший в Киев всего за год до описанных в «Соборном деянии» событий, вряд ли мог в совершенстве узнать русский язык.

Не прошли авторы «Поморских ответов» и мимо Требника митрополита Феогноста. Прежде всего они обратили внимание на то, что даже патриарху Никону, отовсюду собиравшему богослужебные книги в связи с задуманной им реформой, осталась неизвестной эта рукопись, что позволяет говорить о ее создании не при Иване Калите, а после никоновской реформы. Далее они отмечают, что подобный Требник существует в единственном экземпляре, тогда как ввиду важности зафиксированного в нем церковного чина его списки должны были обязательно быть «по всем прочим епископам и градом». В Требнике приведены сочинения иерусалимского патриарха Софрония и Леонтия Васильсамона, не известные ни русской, ни константинопольской церквам. Кроме того, в этих произведениях допущена грубейшая ошибка в написании без титл имени Иисуса Христа, язык рукописи наполнен многочисленными современными выражениями, не существовавшими в древности.

Значительную часть «Поморских ответов» составляет анализ чина служения Требника. Главный вывод, который был сделан их авторами, заключался в том, что и с этих позиций Требник написан «по нынешней обыкности», то есть по чину служения, установленному никоновской реформой.

«Поморские ответы» уже в своей первой редакции, по существу, полностью разоблачили предъявленные старообрядцам «доказательства» еретического характера их учения. Несмотря на то, что эта редакция была издана лишь в 1907 г. в Нижнем Новгороде, старообрядцы размножили ее в списках. В. Г. Дружинину, специально занимавшемуся историей подготовки этого сочинения, было известно 22 таких списка. Сейчас их известно намного больше.

Однако и после такого аргументированного разгрома фальшивок их история не закончилась. В 1722 г. для «увещания» выгорецких беспоповцев был послан иеромонах Неофит, предъявивший 106 вопросов об их учении, в которых вновь фигурировали и «Соборное деяние», и Требник митрополита Феогноста. Сохранилось известие, что выговцы подали ответы на эти вопросы 21 июня 1723 г. в двух экземплярах: один – Неофиту, другой – сенатору А. В. Олсуфьеву для передачи Петру I.

Вторая редакция «Поморских ответов», сохранив все прежние аргументы, содержала и ряд новых доказательств. Прежде всего авторы второй редакции уделили больше внимания расхождениям между списком Питирима, снятым якобы с копии, принадлежавшей Дмитрию Ростовскому, и пергаменным оригиналом «Соборного деяния». Приведя параллельные чтения из того и другого списков, они показали, что пергаменный оригинал, по существу, представляет собой сокращенную редакцию «Соборного деяния» питиримовского списка. Как могло это произойти, недоуменно задавали вопрос критики, если деятели официальной церкви утверждают, что пергаменный список являлся оригиналом для списка Пиритима? И логично заключали: «И аще бы в списке противу харатейного пропущены были сия речи, ничто же бо дивно сие было. Ельма же в харатейном пропущены сии речи показуется, яко бы харатейное с оного списывано есть. Тем же обоя великого сомнения и недостоверства исполнена суть». Более того, авторы обнаружили и показали читателям, что «многия речи в харатейном применены и яко бы справлены противу списка» Питирима.

Возвращаясь к Требнику митрополита Феогноста, авторы второй редакции также усилили свои аргументы в доказательство его подложности, особо подчеркнув, что в древних рукописях летоисчисление ведется от Сотворения мира, а не от Рождества Христова.

Вторая редакция «Поморских ответов» впервые увидела свет в Буковине в 1884 г. и затем издавалась еще трижды. Однако, как и первая редакция, она до издания широко распространилась в списках. Дружинину было известно более 55 списков этой редакции.

Доказательства подлога «Соборного деяния» и Требника митрополита Феогноста в «Поморских ответах» оказались настолько основательны, что к ним трудно что-либо добавить.

Идеологическая подоплека, а следовательно, и мотивы подделки «Соборного деяния» и Требника митрополита Феогноста очевидны: так русская официальная церковь боролась с расколом. Любопытно, что сохранилось упоминание о возможной причастности самого Петра I к идее изготовления фальшивок. Фальсифицированные факты прошлого в ряду других аргументов борьбы с расколом обращали внимание современников на якобы давно развенчанные постулаты «расколоучительства». Однако авторы подделки явно недооценили важность содержательной и технической сторон фальсификаций, подставив их под удар образованных идеологов раскола. Тем не менее это обстоятельство ни в коей мере не умаляет тех усилий, которые были затрачены фальсификаторами. Подделка в этом отношении представляет несомненный интерес.

Прежде всего заметим, что оказался неслучайным выбор героя фальсификации, времени и обстоятельств его действий. Авторы подделки серьезно поработали с подлинными историческими источниками. Уже в XII веке богословские споры достигли Руси, о чем повествовала, например, широко известная в XVIII веке Никоновская летопись. В ней и других летописях рассказывается, в частности, о бурных прениях, развернувшихся в середине XII столетия вокруг соблюдения поста в среду и пятницу, если в эти дни недели случались великие праздники. Так, ростовский епископ Леон рьяно отстаивал необходимость отказа от употребления мяса в такие дни. Его опровергал суздальский епископ Федор. По сообщениям летописей, в присутствии великого князя Андрея Боголюбского «бысть тяжа про то велика». В конце концов истину стороны решили искать в Греции.

По пути туда, в ставке греческого императора Мануила на Дунае, болгарский священнослужитель Адриан подтвердил правоту епископа Федора. Однако Леон не согласился с ним, дерзко спорил и едва не был утоплен в реке греческими священниками.

Таким образом, русские летописи, а возможно, и другие источники подтолкнули авторов фальсификации на изобретение «сюжета» «Соборного деяния». Очевидно, недолго им пришлось размышлять и над прототипом своего героя. Искать его среди русских еретиков им показалось неудобным – фальсификаторы были, разумеется, приверженцами не только своей веры, но и патриотами своего отечества. Важно было показать связь учения придуманного ими еретика не только со старообрядчеством, но и с католичеством. Тем самым наносился двойной удар: и по католичеству, по крайней мере, часть догматов которого осуждалась еще греческими деятелями церкви в XII веке, и по старообрядцам, отдельные элементы вероучения которых возводились к католичеству. И здесь на помощь авторам фальсификации пришло знание зарубежной литературы и источников.

В сферу их внимания попало, в частности, сочинение польского историка XV века Я. Длугоша. В нем Длугош среди прочего сообщал, что в 1233 г. киевский князь Владимир Рюрикович изгнал приора латинского храма святой Марии (находившегося в Киеве) некоего Мартина вместе с другими католическими монахами, ибо испугался, как бы «эти проповедники не доказали, сколь далека греческая вера от истины». Разумеется, последнее соображение нисколько не могло удовлетворить фальсификаторов, зато само упомянутое Длугошем имя показалось им подходящим для героя, тем более что оно оказалось связанным с представителем католической церкви.

Итак, сюжет и герой были найдены, и авторы приступили к «творчеству». Сейчас невозможно в подробностях восстановить, как это было. Остаются неизвестными лица, изготовившие «Соборное деяние». Наличие в нем ряда белорусизмов, обнаруженное знание польской литературы (а значит, и языка) указывают на то, что подделка вышла из среды западнорусского (белорусского) православного духовенства (возможно, к ней приложили руку те, кто подписал письмо, с которым подделка была направлена в Москву). Существовало по крайней мере две редакции подделки. Первая обнародована Питиримом в 1709–1711 гг. Вторая представляла собой уже более тщательно сфабрикованный документ – именно этой редакции приданы соответствующие «признаки древности», по которым был нанесен уничтожающий удар раскольниками.

Что же касается Требника митрополита Феогноста, то его появление только в публикации «Соборного деяния» определенно говорит о том, что фальсификация этого памятника была осуществлена уже в Москве, сразу после поступления сюда «Соборного деяния».

Таким образом, фальшивки оказались разоблаченными спустя несколько лет после их изготовления. Казалось бы, на этом и должна была закончиться их жизнь как подлинных исторических источников. Но официальная церковь не только не спешила признать подлоги, а, наоборот, поставила задачу во что бы то ни стало дискредитировать «Поморские ответы». Это было поручено известному иерарху Феофилакту Лопатинскому, который и представил свой труд в 1734 г. Очевидно, даже Синод остался неудовлетворен этим опровержением. Сохранилось устное предание, согласно которому Лопатинский в своей критике «Поморских ответов» обошел вопрос о подлинности «Соборного деяния» и Требника митрополита Феогноста, заявив: «Пусть на сие пишут возражения тии, которые в том Питириму помогли, а я писать никогда на то не буду...» Рукопись Лопатинского была направлена на просмотр одному из «первооткрывателей» «Соборного деяния» – Питириму. Видимо, и Питирим оказался не очень доволен сочинением своего коллеги – во всяком случае, ни тогда, ни спустя годы оно так и не было напечатано. Вновь о труде Лопатинского заговорили только в 1742 г., когда Синод направил его на изучение и дополнение знаменитому Арсению Мацеевичу – тобольскому, а затем ростовскому митрополиту. Мацеевич в своем отзыве писал: «Учиненные покойным Феофилактом, архиепископом тверским, на те раскольничьи ответы возражения надлежит по исправлении выпечатать немедля, дабы злохульники и суеверны раскольники на церковь святую блевотин своих не испущали...»

Увы, праведный гнев прославленного иерарха не мог заменить аргументы, которые, видимо, не находились. Несмотря на то что в 1743 г. Синод, торопя Мацеевича, просил его «подтвердить еще указом, дабы, во-первых, без всякого продолжения в какой возможно скорости вышепоказанное возражение свидетельством окончил, которое по окончании со мнением своим прислать...», труд Лопатинского с исправлениями и добавлениями Мацеевича также не увидел света.
(Окончание в следующем номере)