Секретарь Генералиссимуса

Приближенных» к власти, особенно к власти непредсказуемой и жестокой, чаще всего не любят. Роль Александра Николаевича Поскребышева, многолетнего секретаря Сталина, в коридорах власти была значительно важнее официального статуса, в силу особенного расположения к нему вождя. Перед этим невзрачным на вид мужичонкой дрожали министры и члены Политбюро.

К нему многие относились с некоторой долей раздражения, предвзято, и ценили в этом секретаре лишь одно: безусловно, полнейшую, прямо­таки собачью (в самом лучшем понимании) преданность  Иосифу Виссарионовичу. Он даже распоряжения, любые слова Сталина произносил точно с тем оттенком, с которым они были сказаны. Он знал все его изменения в настроении, болезни, привычки. Например, Сталин, бегло прочитав проект, не высказывал своего мнения, а бумагу клал на условленное место на своем столе. Поскребышев знал – в таком случае надо срочно и быстро проконсультировать документ. Иногда это делалось за несколько секунд – по телефону…

За этой преданностью не замечали главной его особенности: деловитости. Поскребышев был на посту, казалось, всегда, он добросовестно, инициативно, несуетливо выполнял свои обязанности.

Считается, что биография Александра Николаевича Поскребышева, личного секретаря Сталина, за ранние годы его жизни, до момента его появления в секретариате ЦК, совершенно неизвестна.

Он родился 7 августа 1891 г. в селе Успенском Слободского уезда Вятской губернии в семье сапожника. Семья была многочисленная – несколько сестер и брат – Иван Николаевич, будущий военный летчик. Его мама Надежда Ефимовна воспитывала детей строго, но с большой теплотой и справедливостью. Саша рос, как все мальчишки – ловил рыбу, любил искать в воде раков, помогал по дому. Много читал, ходил в школу. С ранних лет и до самой смерти он был дружен с парнишкой из соседнего села Бакули – будущим великим хирургом и президентом Академии медицинских наук – Александром Николаевичем Бакулевым. В школе они сидели за одной партой, а позже в Москве дружили семьями.

В начале 20­го века их пути разошлись. Александр Бакулев поступил в Саратовский университет, а Александр Поскребышев – в Вятское фельдшерское училище, после окончания которого был направлен на Урал в Баранчу. В партию он вступил в 1917 г., и в партячейке завода его выбрали секретарем партийной организации. Для большевиков такие специалисты были «на вес золота». Принимая и леча больных рабочих, членов их семей, он проводил большую организационную и партийную работу. Работа в Перми, Уфе и Златоусте на ответственных партийных постах, исполнительном комитете была отмечена, и в 1922 г. его направляют в Москву для работы в ЦК ВКП(б).

По­видимому, тот факт, что в Верховный Совет его избирали неизменно от Белебеевского округа Башкирской республики, куда он каждый раз совершал поездки для отчета избирателям, выступая обычно перед собранием рабочих Белебеевского машиностроительного завода, следует рассматривать как доказательство его связи с этим краем. Также в протоколах съездов ВКП(б) начиная с XII съезда имя Поскребышева неизменно стоит в списке делегатов с совещательным голосом, допущенных на съезд в качестве ответственных работников секретариата ЦК: его кандидатура, несомненно, принадлежала к числу центральных, «разверстка» которых производилась секретариатом ЦК (через Центральную избирательную комиссию). А в этих случаях центр, как правило, считался со связанностью данного кандидата с соответствующим округом – или по происхождению, или по своей прежней партийной работе. Но обязательным это правило не было.

Когда именно Поскребышев начал работать в секретариате ЦК и кто именно его рекомендовал Сталину, точно не известно. Имеются мнения, что первым внимание на него обратил Каганович, но точность этого утверждения не внушает большого доверия. В то же время в этом нет и ничего неправдоподобного, поскольку Каганович в начале 1920­х гг. работал в аппарате секретариата ЦК, много разъезжал по стране, представляя ЦК на различных краевых и областных партийных конференциях и съездах, и отвечал за кадры. Он действительно выделялся умением отмечать способных людей, подходящих по настроениям к тому типу, который позднее составил костяк сталинского «аппарата». Целый ряд провинциальных работников, выдвинутых позднее на партийные верхи, были «крестниками» Кагановича.

Вскоре после занятия Сталиным поста генерального секретаря Поскребышев, работавший в секретариате ЦК, обратил на себя его внимание. По словам дочери Поскребышева Натальи Александровны, Сталин, приглашая его к себе, сказал: «У тебя очень страшный вид, тебя будут бояться, а значит, будут бояться и меня». К началу 1923 г. Сталин сделал его заведующим управлением делами секретариата.

Так, казалось бы, совершенно случайно в секретари к генсеку попал Поскребышев. Коллеги по ячейке ЦК толкнули его на повышение, буквально давясь от смеха: маленький, толстый, лысый – и вдруг в секретариате у Самого! Но смеялись коллеги недолго.

Поскребышев обладал удивительной работоспособностью, колоссальной памятью и непревзойденной исполнительностью.
В таковом качестве Поскребышев фигурирует сначала в списке совещательных голосов на Двенадцатом съезде, а затем одним из двух (вместе с Товстухой) руководителей того Бюро секретариата, которое было создано Сталиным для координации деятельности разных отделов секретариата, как указано про Поскребышева в протоколах Тринадцатого съезда (май 1924 г.).

Товстуха около этого времени переходит целиком на работу в секретный отдел и в Институт Ленина, после чего вся организационная работа и по официальному секретариату ЦК, и по личному секретариату Сталина ложится на плечи Поскребышева. Публично он почти никогда не появлялся; в печати его имя если и упоминалось, то очень и очень редко. Но закулисная его роль уже с середины 1920­х гг. становится огромной. Конечно, он все время работает под непосредственным руководством самого Сталина по линиям, направление которых намечается последним. Но окончательный успех зависел не только от выбора общей линии партии, но и от стремления, с которым эта линия прилагалась к практике. А это во многом зависело уже от самого Поскребышева.

В самом начале их общего пути положение сталинской группировки считалось особенно сложным. Против нее было огромное большинство не только в стране, но и в партии, даже в кругах официальных руководителей партийных организаций. Она держалась исключительно ловкостью маневра и умением разъединять противников. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, и в ней дозволенными считались все средства.

Поскребышев стал действительным организатором­практиком, руками которого был построен сталинский партийный аппарат. В этом аппарате работали люди, которые руководили борьбой этого аппарата против всевозможных оппозиционных групп, с одной стороны, и против руководимого коммунистами правительственного аппарата – с другой.

Еще в 20­е годы, окончив экономический и юридический факультеты, он принимал непосредственное участие в написании Конституции, подготовке текста доклада И.В. Сталина по поводу ее создания; им был написан весь текст истории ВКП(б) по тезисам Сталина совместно с группой ученых­историков. Им редактировался Устав КПСС и Программа 1952 года, принятая на XIX cъезде.
Позже Поскребышев принимал большое участие в подготовке материалов Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций, непосредственно участвуя в двух последних. Он общался там с Т. Рузвельтом, У. Черчиллем,
Г. Труменом, с послами стран антигитлеровской коалиции на английском языке.

Окончив институт Красной профессуры в Москве, А.Н. Поскребышев, помимо работы с документами, постоянно изучал экономику и юриспруденцию, стал универсальным человеком в познаниях. И… все поражались широте познаний и интересов Сталина. Например, заслушивался вопрос о снабжении продовольствием Дальстроя, осваивавшего Магаданскую область, золото Колымы. Сталин говорил о том, сколько стоит перевозка пуда хлеба морем через Владивосток, во что обходится доставка килограмма моркови или яблок. Называл фамилии агрономов, которые выращивают в условиях Колымы (в совхозах НКВД) лук, картошку, карликовые огурцы. Указывал на резервы оленеводства и рыболовства, на возможность создания птице­ и свиноферм. На столе в его кабинете была подшивка тоненького журнала, издававшегося в Магадане, стопка местных газет, пачка писем с Колымы.

На следующий день И. В. столь же обоснованно, аргументированно говорил об Артеке, о необходимости превратить его в интернациональный пионерский лагерь. Еще заседание: он ставит на обсуждение вопрос о строительстве новых сахарных заводов на Украине. Об укреплении южной границы…

Выполнял личные задания Сталина, готовил ему документы и т. д. в основном его «верный оруженосец» А.Н. Поскребышев. Можно сказать, что его секретарь держал руку на пульсе страны: к нему стекалась информация для передачи Генеральному секретарю – от военачальников, министров, директоров заводов, ученых, писателей, актеров, секретарей ЦК республик Союза. Он ее сортировал, наиболее важные сведения тут же докладывались на Политбюро, И.В. Сталину.

Сталин доверял Поскребышеву во всех делах. Через него проходил весь секретный документооборот Хозяина. К каждому документу он прикладывал листок с предложением конкретного решения, в большинстве случаев Сталин соглашался с его рекомендациями: предложения были хороши.

С 1931 г. он – личный секретарь Сталина и его наиболее доверенное лицо. С 1934 г. – кандидат в члены ЦК партии, заведующий секретным отделом, в 1934–1952 гг.– заведующий особым сектором ЦК ВКП(б). С августа 1935 г. Поскребышев – заведующий канцелярией генерального секретаря ЦК ВКП(б), в 1939–1956 гг. член ЦК партии. С 1952 г. он – секретарь Президиума и Бюро Президиума ЦК КПСС.

Поскребышев был депутатом Верховного Совета трех первых созывов (1937, 1946 и 1950 гг.), состоял в Московском совете и т. д.
Старшая дочь Поскребышева, Галина Александровна Егорова, рассказывала Д. Волкогонову, что на работе он проводил не менее шестнадцати часов. Работал он почти сутки: часов в пять утра приезжал домой на дачу – уезжал в 10–11. Колоссальной была работа во время войны. Многие из оставшихся в живых после правления Сталина оставили свои воспоминания, и почти все отмечают: «В любое время, когда бы Сталин ни вызывал Поскребышева, лысоватая голова его помощника всегда была наклонена над ворохом бумаг. Это был человек с компьютерной памятью. У него можно было получить справку по любому вопросу».

По словам дочери, Александр Николаевич Поскребышев помогал очень многим людям – когда возникали какие­то проблемы у писателей (например, у Шолохова, Леонова, Булгакова и многих других), и просто всегда откликался на письма людей, будучи депутатом Верховного Совета.

В их доме всегда было много друзей – начиная от А.Н. Бакулева, Н.Г. Кузнецова, А.В. Хрулева, ученых, писателей, актеров. Часто бывал С.Я. Лемешев, Москвин, Парханов. Однажды рано утром, когда гости еще не разошлись, Козловский, Поскребышев, Михайлов громко пели «Дубинушку», и это у них здорово получалось.

Там, где дело не касалось особой политики – в дело вступал секретарь Сталина. Например, в одной из центральных газет появилась разгромная рецензия на леоновскую пьесу «Нашествие», Леонов позвонил Поскребышеву и тот, уже зная эту пьесу, пошел к Сталину, рассказал содержание. После этого буквально через неделю писателю присваивают звание лауреата Сталинской премии, а пьеса идет во всех театрах страны.

Приходило огромное количество писем с благодарностью за оказанную помощь и поддержку от простых людей. Как депутат Верховного Совета, он помогал им юридически, разбирался в каких­то семейных вопросах.
Поскребышев продолжал оставаться при генеральном секретаре до 1953 г.

О его уникальности, незаменимости говорит время работы у Сталина – 30 лет. Впрочем, сладкой жизнь Поскребышева не назовешь. Лежа в кремлевской больнице вместе с Твардовским, он однажды заплакал и вспомнил будни, проведенные рядом с боссом: «Ведь он меня бил! Схватит вот так за волосы и бьет головой об стол…»

Незадолго до смерти Сталина Поскребышев оказался в опале. Ему инкриминировали «утечку государственных тайн» и связь с международным сионизмом. Считают, что это происки Л. Берии, который, опасаясь за свою жизнь, пытался устранить всех, кто был долгое время близок к Сталину, и на их место поставить своих людей.

Даже его внешность люди, с ним лично встречавшиеся, рисуют по­разному. Сама возможность таких расхождений в конечном итоге объясняется той настойчивостью, с которой Поскребышев до конца своей жизни держался в тени, предпочитая звание личного секретаря Сталина всем другим положениям, занять которые ему было нетрудно.

Мы никогда не узнаем, насколько тяжелый крест нес Поскребышев всю свою жизнь. Его первая жена, Ядвига Ипполитовна Станкевич, умерла от туберкулеза в 1937 г. В 1939 г. Брониславу Металликову, вторую жену Александра Николаевича, арестовал Берия, обвинив ее в связи с троцкистами, врагами революции. Ей было 27 лет, а Наталье, их дочери, тогда был 1 год и 3 месяца. Бронислава Соломоновна была врачом­эндокринологом и в 1933–1934 гг. ездила со своим братом – профессором М.С. Металликовым, начальником 4­го управления Кремля – кремлевской больницы (которому была многим обязана) по работе в Париж и Берлин. Когда было сфабриковано первое «дело врачей», его арестовали. Сестра просила за брата, где только могла. Она сама приехала к Берии на прием и пропала навсегда. Ее обвинили в том, что в Париже она видела Л. Седова – сына Троцкого, которого она знала еще в 20­е годы по Москве. Этого было достаточно. Она 3 года провела в тюрьме, а затем была расстреляна по обвинению в шпионаже. А.Н. Поскребышев умолял отпустить жену, на что Сталин ответил, что двух дочек можно отдать в приют. – «Хотя зачем? Мы поможем их воспитать». Все, что касалось Троцкого – было основанием для ареста. И он ничего не мог сделать, тем более что у него на руках оставались две маленькие дочки – 5­летняя Галя и годовалая Наташа.

Говорят, что Поскребышев сам был вынужден представить на подпись Сталину ордер на арест своей жены. При этом он попытался встать на ее защиту. «Так как органы НКВД считают необходимым арест Вашей жены, – сказал Сталин, – так и должно быть». И он подписал ордер. Увидев выражение лица Поскребышева, Сталин засмеялся: «В чем дело? Тебе нужна баба? Мы тебе найдем». И действительно, вскоре в квартире Поскребышева появилась молодая женщина и сказала, что ей было предписано вести его хозяйство.
А Берия на следующий день после ареста Брониславы прислал корзину фруктов и шоколада с надписью «Маленьким хозяйкам большого дома». Тогда роптать было нельзя в принципе – неумолимо действовал закон жизни и смерти. И у других сталинских соратников – М.И. Калинина, В.М. Молотова, А.В. Хрулева – были посажены жены и тоже на руках оставались дети.
В романе «Дневники Берии» Алана Уильямса, не документальном, а художественном, с правом на вымысел, есть свои представления о многих событиях, произошедших в то время.

Москва, январь 1950. «…Новый год начался с великолепной шутки, которую сыграл с этой змеей Поскребышевым. Меня разбирает смех, стоит только о ней подумать. Он, конечно, свое заслужил – по­настоящему отвратительный тип, со своими сутулыми плечами и серой рябой кожей он похож на носителя какой­то заразной болезни. Не понимаю, как Хозяин выносит его, хотя он, безусловно, абсолютно преданный лакей.

Сразу после Рождества я был вызван для разговора о Поскребышеве. Хозяин был задумчив, посасывал свою пустую трубку и почти не прикасался к вину. Я хорошо знаю это его состояние – он очень спокоен и решителен, неумолим, похож на старого лиса перед тем, как тот загрызет кого­нибудь насмерть. Поначалу я был уверен, что П. пришел конец. Хозяин, похоже, пришел к выводу, что лакей слишком много себе позволяет; хотя П. всегда очень вежлив и раболепен со всеми нами, он сущий тиран­матерщинник с министрами, у которых одно его появление вызывает дикий ужас. Хозяин сказал, что хочет преподать П. урок. Что­нибудь личное и тонкое, на мой выбор. Я уехал и придумал все сам, до малейших деталей, предоставив Рафику техническое исполнение.

Продуманный мною план отличался классической простотой, достойной самого Старика!
Под Новый год П. вернулся домой после большой пьянки в Кремле, где стоял за спиной Хозяина, как тень, выпивая каждый стакан вина, который Хозяин с шуточками ему подносил, и, как всегда, по­свински напился к концу вечера. Приехав в свою квартиру на Арбате, он обнаружил, что жены нет дома. (Она скромная маленькая женщина, способная пианистка, особенно хорошо исполняла сонаты Шопена.) Мы предоставили П. помучиться до рассвета, тогда я сказал Рафику, чтобы он позвонил и сообщил ему, что мы взяли его жену по приказу Хозяина за антигосударственную деятельность. У него в квартире заранее установили подслушивающие устройства, так что мы могли слышать, как этот мерзкий тип некоторое время ревел, а потом начал молиться, – он и вправду молился по­старинному, как хороший поп!

На следующее утро он явился на работу как обычно – ни на минуту позже – и ухаживал за Хозяином, как старый пес. Хозяин очень веселился в тот вечер, рассказывал со всеми подробностями, как вел себя его секретарь, а я проклинал наших инженеров, которые настолько некомпетентны, что не могли установить в его квартире миниатюрные камеры, чтобы мы могли наблюдать всю эту комедию своими глазами.

Мы дали П. помучиться пару дней, и он ни разу даже намеком не проговорился об ее исчезновении, хотя наверняка гадал, сколько времени пройдет до нового удара, который обрушит на него Хозяин. И вот на третью ночь нового года был завершен решающий штрих.

П. вернулся к себе поздно, после того, как мы накачали его шампанским и отправили домой, как всегда, совершенно пьяного. Могу представить, как он, шатаясь, взбирается по четырем пролетам лестницы. И на последнем пролете он услышал, как кто­то играет на пианино. Он ворвался в квартиру и увидел за пианино девушку – рослую блондинку, молотившую по клавишам сонату Шопена.
Мы могли расслышать на ленте его захлебывающийся, почти нечленораздельный крик: «Кто вы?» А она ответила, не прекращая играть: «Товарищ Поскребышев, я ваша новая жена. Меня вам прислал как новогодний подарок товарищ Берия с поздравлением от Службы безопасности».

Это было прекрасно! Мы слышали, – П. упал на пол и заревел, как ребенок, а потом девушка мне доложила, что он стоял на коленях и рвал на себе оставшиеся волосы! Он, видно, совсем рехнулся – оказалось, что этот старый интриган­аппаратчик любит свою жену!
На следующий день мы его пожалели. Я пригласил его на Лубянку и принял в своем кабинете. Сказал, что его жена прекрасно проводит у нас время, в одной из лучших камер в старом здании, там даже есть широкое окно, выходит во внутренний двор. Потом я сказал, что он может забрать ее домой, и он опять разревелся, но тут я его выпроводил…»

В конце 1952 г. ближайший помощник Сталина оказался отстраненным от всех дел. Как секретаря Сталин больше не допускал его к себе. Виновником опалы вновь оказался Л.П. Берия. Шло второе «дело врачей». Лаврентий Павлович пытался обвинить А.Н. Поскребышева в связях с ними. Вдобавок, исчезли документы из сейфа, в этом тоже считали виновным А.Н. Поскребышева. Случилось это буквально за десять дней до смерти Сталина.

Нет никаких прямых свидетельств, но нет и сомнений, что именно Берия организовал пропажу секретных документов из бюро Поскребышева, которая стала причиной его отставки. Вероятно, Берия сумел взять у Поскребышева что­то более секретное, чем экономические рукописи Сталина. Иначе не было бы понятно заявление Сталина: «Я уличил Поскребышева в утере секретного материала. Никто другой не мог этого сделать. Утечка секретных материалов шла через Поскребышева. Он выдал секреты». Сталин немедленно снял Поскребышева, но расстрелять не успел.

Легко представить, какое важное значение придавала четверка Берии тому, чтобы место Поскребышева занял человек, способный изолировать Сталина от внешнего мира и информации и сам не знающий, почему это надо делать. Временно должность Поскребышева занял старший после него в «кабинете» – Владимир Наумович Чернуха, сибиряк, член партии с 1918 г., активный участник гражданской войны, вместе с которым Поскребышев и начал свою большевистскую карьеру в Уфе и которого он притащил в «Секретариат Сталина» в 1925 г. Чернуха был хотя и лояльным, но ограниченным аппаратчиком из породы канцелярских крыс. Он явно не подходил к роли нового Поскребышева, а других около Сталина не было. Вероятно, поэтому Сталин решил искать себе нового помощника вне аппарата ЦК. От нового шефа «кабинета» Сталина требовались, кроме волевых качеств и преданности, всестороннее знание функционирования партийно­чекистской машины, военного порядка и основательная теоретическая подготовка.

На допросе Поскребышев «признался» в связях с международным сионизмом и рассказал, что Сталин принял решение уничтожить весь старый состав Политбюро и руководство МГБ, заменив его новыми людьми; что Сталин лично составил новый список так называемого расширенного Политбюро из 25 человек. Через несколько дней Сталина нашли мертвым на его даче в Кунцево.

Когда он умер, Берия позвонил Поскребышеву на дачу и сообщил об этом. За саркофагом умершего вождя шла колонна генералов, они несли на красных с черным бархатных подушечках ордена. В их числе был и А.Н. Поскребышев. Он пережил своего хозяина на 12 лет.
После смерти Сталина Поскребышева освободили, и он вышел в отставку. Он очень переживал, чувствуя в себе силы для продолжения работы. Когда ему говорили: «напиши о своей работе, о своих встречах», он отвечал, что не хочет писать мемуары, так как все документы в архиве, в Институте марксизма­ленинизма, а писать можно, основываясь на подлинных материалах. В общем, огромный пласт подлинных событий ушел вместе с ним. Все свое он унес с собой.

Александра Николаевича не стало 3 января 1965 г. Его похороны были скромными и немногочисленными. Некролога в газетах не было, как не было и поминок, лишь няня испекла блины. Благодаря вмешательству А.Н. Косыгина могила А.Н. Поскребышева находится на Новодевичьем кладбище в Москве. Свою родину, свою Вятскую землю он часто вспоминал, но побывать на ней не смог. После выхода на пенсию после такой напряженной работы начались болезни, и большую часть оставшейся жизни он проводил то в больнице, то в санатории в Барвихе.